Вообще “тайна моего происхождения” в семье всегда была крайне болезненной темой. Для покойной бабушки из-за того, что родившая аж в пятьдесят пять лет дочь, так еще и от черт пойми кого, была страшным позором. Для не менее покойной матери по этой же причине, а для Маши из-за того, что по официальной легенде я была именно ее ребенком. Нагулянным почти сразу после выпускного.
Видимо принесшая в подоле молодая дурочка была более щадящей версией для семейного имиджа, чем старородка, что “даже башмаков еще не износила” (бабка как-то в ссоре так и сказала, помню. Цитировала ли она при этом Гамлета или случайно вышло?..)
Дома, конечно, называли мы друг-друга правильно. Я маму — мамой, сестру — сестрой. Они меня по тому же принципу, хоть первая и не очень охотно. На улице же она стоически не откликалась ни на “мама”, ни тем более на жалобное “мамочка”. Маша вообще старалась вместе со мной вообще не выходить, чтобы и без того стойкий шлюший душок за ней не закрепился.
Судьбу ей эта репутация “гулящей девки” все же сломала. Ну, не прям чтобы на пополам. Но мужики в ее жизни не задерживались — сейчас у нее трое детей и ни единого брака за все сорок лет жизни. Впрочем, Машка и не жаловалась. У нее была своя квартира, хорошая зарплата и куча дел, которые не давали времени скучать по бывшим.
Отчество, к слову, из-за этой легенды у меня было смешное — Марьевна. Точнее это матчество, не пойми как удавшееся зарегистрировать в ЗАГСе. Но ни я, ни Машины дети не жаловались. Даже шутили при удобном случае.
Вообще я удивляюсь тому, как при такой запутанной семейной истории нам с сестрой удалось сохранить хорошие отношения.
Олег с нами почти не общался, как уехал в Москву в университет, так и остался там жить. Только изредка звонил по праздникам и просил денег взаймы (и никогда не возвращал). А вот мы с Машей друг за друга держались, как минимум списывались регулярно, а изредка и забегали в гости. Как сегодня, например.
— Чего ты не продашь мамкину квартиру, не понимаю. Она же старая, ремонт в ней ты тоже не делаешь… Не в деньгах же дело, не сирота вроде... Если надо, то ты только попроси, у меня строитель знакомый есть. Он скидку сделает… Хочешь, я тебе сама ремонт оплачу!
Я сидела на кухне у сестры, перемешивала чай и изо всех сил старалась не закинуть ногу на ногу, потому что это ее бесило. Машка хлопотала у плиты — экономку она отпустила на Пасху домой, в деревню, так что куличи и варка яиц в этом году легли на нее.
Н. была в этой же комнате, но чуть поодаль, на диване: увлеченно переписывалась с Королевым и не замечала ничего на свете.
— Маш, я тебе уже говорила сто раз, что ничего делать с этой квартирой не буду. Мне надо, чтобы все оставалось таким же, как раньше… Пишется так лучше, понимаешь?
— Ох уж эти ваши творческие приколюхи. Если бы Павел был тебе родным отцом, то было хотя бы понятно откуда в тебе это… Он, до того как в бизнес податься, тоже в той квартире все с ног на голову переворачивал. Рисовалось так тоже лучше, видите ли.
Одним из разительных отличий между мамой, бабушкой и Машкой было в том, что она единственная в женской популяции семьи, из заставших папу Павла в живых, позволяла себе отзываться о нем хотя бы правдиво. Бабка своего зятя буквально боготворила, он для нее был самым умным, правильным и идеальным, а после смерти так вообще, чуть ли не канонизировался. Мама, помимо чисто супружеского недовольства, не позволяла в его сторону никаких упреков и, несмотря на недоразумение в виде меня, горячо любила мужа и после смерти.
— Всех денег не заработаешь, знаешь? Нужно ведь еще чем-то в жизни заниматься, кроме работы… Ну и семьи еще.
— Это ремонтом-то, — я хохотнула, отхлебнув чая.
— Да чем угодно еще! Хобби там какое-то иметь, увлечения… А то как сыч дома сидишь, когда пишешь. И только за компьютером, за компьютером. Ты в окно хотя бы выглядываешь?
— Машка, ну ептить. Мое хобби — это и есть работа. И поверь, оно стоит того, чтобы запираться в квартире и, не отрываясь, им заниматься… Кстати, а сама-то! Всех денег не заработаешь, блин… Ты когда с детьми куда-то ездила, трудоголик? Ты же в последний раз почти сразу с роддома на работу поскакала. Ёлька, наверное, экономку твою за мать считает.