У азота молекулярного формула N2, потому что там два сцепленных атома…
“Это тебе когда-то рассказал Королев или ты со школы запомнила?..”
— Достань мои сигареты, — я хриплю это, когда понимаю, что уже успела скрючиться вдвое и руками опереться о колени.
— Г… где?.. — по голосу слышно, что Нежданова напугана. Наверное, даже больше моего напугана.
— В кармане пальто. Открой и засунь мне сигарету в зубы, а то у меня руки трясутся… Зажигалка там же.
Мы некоторое время стоим молча, пока я пытаюсь посредством курения вернуть себя к жизни. Постепенно меня стало отпускать и я даже смогла выпрямиться обратно во весь рост.
— И как часто у тебя такое случается? — Н. смотрит на меня таким обеспокоенным взглядом, что мне даже становится немного стыдно. Стыдно, что заставляю ее волноваться и что такие приступы паники у меня вообще бывают.
— В основном, когда я слышу, как Машка кричит на детей. Из-за этого я стараюсь с ней и племянниками в одной комнате… даже доме не оказываться. Они меня, наверное, из-за этого плохой теткой считают. Ну, что я из-за этого с ними время нормально провести не могу.
Я хмыкаю и из щели моей кривой улыбки вырывается дым уже третьей подожженной сигареты. Во время тления табака выделяется углекислый газ, ну, помимо угарного и кучи канцерогенов. Но, в сравнении, на вероятность рака легких мне было все равно, потому что сигареты помогали купировать тревогу.
Когда ты больной на кукушку и способен впасть в мандраж от череды каких-то воспоминаний, то кислород словно бы становится твоим врагом. В панике мозг очень легко начинает верить, что ты задыхаешься: дыхание учащается, поступающий в больших объемах кислород возбуждает нервную систему еще сильнее, ты дышишь еще чаще и, в конце-концов, его становится слишком много. Это называется гипервентиляцией легких. Чтобы успокоиться нужно задержать дыхание и дышать медленно, тогда баланс растворенных в крови газов — кислорода и углекислого газа — вернется в норму. И приступ отступит.
Но мне гораздо больше нравилось курить, чем тщетно изо всех сил сдерживать сознание от падения в агонию.
— А Машка… Она знает?
— Нет, конечно. Машка не поймет совсем… А то, что я периодически, как ошпаренная, срываюсь и убегаю из ее дома — она привыкла. Считает, что это мои писательские странности.
Странности… Только с писательством они были связаны едва ли. Скорее со всем тем, что предшествовало моему профессиональному становлению.
— Ладно, поехали уже домой… Надо еще в супермаркет заехать. Ты, вроде бы, хотела меня на праздник пасхами и куличами обеспечить, да? — я снова улыбаюсь, но уже менее вымученное.
Нежданову это немного приободрило.
— Да, конечно! Со мной ты голодать точно не будешь, — когда же она улыбнулась в ответ, мне стало легче следом.
3.1
Я привыкла к кошмарам. Они меня даже не пугали. Но только в том случае, если я ожидала их увидеть.
Сегодня же был случай, когда кошмар меня испугал. И испугал сильно.
Самое отвратительное в плохих, да и не только, снах, так это то, что по пробуждению ты почти ничего не помнишь. Просыпаешься радостным, напуганным, в ужасе или в восторге, а даже не понимаешь, что именно вызвало в тебе такие эмоции. Они просто существуют по факту, словно бы отдельно от тебя или от реальности вокруг. И от этого кажутся какими-то жуткими... Неестественными даже.
Я тогда садилась на край кровати, глупо глядя в пустоту перед собой, и отчаянно пыталась вспомнить хотя бы кусочек того, что мне снилось. Искала доказательства, что эмоции мною испытываемые имеют право на жизнь.Что я не сошла с ума и не решила просто по желанию левой пятки стать несчастной. Или, что еще хуже, ни с чего счастливой.
Ведь смех без причины, как говорится....
— Гроб, похороны, дверной косяк… Что там еще было?..
Я бормочу себе это под нос, перебирая одеяло под пальцами словно четки. Воспоминания о недавнем сновидении расплывчатые, но при этом яркие: словно пятна краски, что неаккуратно смахнули тряпкой.
Мне удается что-то выловить, буквально кусочек: выносят гроб из квартиры, из той самой квартиры, где я живу сейчас. Люди, лиц которых я не запомнила, выходят аккурат за ним — боятся обогнать. И я тоже среди них. Но потом почему-то останавливаюсь в дверном проеме и слышу, что мне говорят не оборачиваться. Ни за что в жизни. А я, как и бывает во снах, не слушаю этого предупреждения. Оборачиваюсь и у себя за плечом я вижу кого-то, кто меня очень сильно пугает.