— У меня есть мысль, да. Согласно одному новозеландскому исследованию, если поиграть со стоящими часами, они, скорее всего, начнут тикать. Собственно говоря, есть где-то сорок процентов вероятности, что продолжат тикать они несколько дней. Нет, меня поражают как раз прыжки с парашютом.
Коркоран подмигнул мне.
— Возможно, у доктора Беддоуза есть экстрасенсорное представление, как Ури делает то, что он делает с ложками. Может быть, нам стоит изучить доктора Беддоуза?
Беддоуз попытался изобразить голос Ури Геллера.
— Вы хотите, чтобы я стал предметом обсуждения? Я? Но говорю вам, я не знаю, откуда беру эту силу. Быть может, от Бога. Или от своего агента.
Не засмеялся никто, кроме Беддоуза.
— Почему бы вам однажды не рассказать, во что вы верите? — спросил я. — Если верите во что-нибудь.
— В мысленное общение, — сказал он. — Думаю, это вполне возможно. Конечно, как фокус. Кто-то производит положенные гримасы, звуки и жесты, но не всегда бывает понят.
— Смейтесь, пока можете, Беддоуз, — промолвил Смит и рассказал ему про наш первый цикл экспериментов.
— Ариадна? — спросил Беддоуз. — О да, понимаю. Ведет их через лабиринт. Очень хорошо.
Смит поморщился.
— Думаю, вам придется признать, что и наши результаты смотрятся неплохо. Я немного поработал с ними и считаю, что мы можем исключить случайность. Вероятность случайного совпадения — один шанс против четырехсот с лишним тысяч.
Беддоуз еще сильнее осыпал ковер пеплом.
— Согласен. Такой возможности быть не может.
Коркоран выглядел раздраженным.
— Произнесите это для меня по буквам, а?
— С удовольствием. Если я слышу о крысе, которой нужно четырнадцать секунд, чтобы пробежать лабиринт, но она делает это всего за восемь секунд, я сразу же предполагаю, что эта крыса имеет некоторый опыт лабиринтов. Была ли исключена такая возможность?
— Абсолютно, — сказал Смит.
Коркоран вскочил, опрокинув свой стакан.
— Вы двое можете, если хотите, сидеть здесь и слушать завуалированные обвинения в мошенничестве, — сказал он. — С меня достаточно. Выпустите меня отсюда.
Мошенничество? Тогда я подумал, что Коркоран просто слишком живо отреагировал на глупый вопрос Беддоуза. Потом узнал, что бедняга «Горький» уже сходил с ума.
* * *
Мы завершили вторую серию экспериментов, вновь успешно. Коркоран был странно молчалив и подавлен. Большую часть времени он проводил за чертежной доской, составляя планы все новых лабиринтов — в куда большем количестве, чем мы когда-либо могли использовать. Он мог неистово трудиться по нескольку дней, а затем внезапно отбросить ручку и хлопнуть дверью, бросив пару слов насчет прогулки. И не возвращался часами.
Мы со Смитом не могли этого объяснить.
— Думаю, Беддоуз поверг его в депрессию, — сказал я, — принижая нашу работу. Коркоран много трудился.
— А? — оторвался от своих расчетов Смит. — Нет, не думаю, что это правильный ответ. Полагаю, на него действует сам эксперимент. Понимаете, он работал так упорно, надеялся так страстно — а затем все сработало как положено. Это как оказаться в долгом заточении и, наконец, увидеть, как дверь камеры распахивается. Страх свободы. Будем надеяться, он скоро с ним справится.
Но Коркорану, похоже, делалось только хуже. Рассказывали про случай в столовой, когда Коркоран увидел отражение собственного лица в ложке и принялся кричать. Мне довелось видеть одну из его долгих прогулок — он нарезал круги вокруг одного и того же здания.
Я все еще был убежден, что каким-то образом причиной здесь послужил Беддоуз. Постепенно я начал приходить к мысли, что если смогу однажды сокрушить Беддоуза, разбить его твердую скорлупу еще более твердым доказательством, то Коркоран сумеет увидеть его таким, каков тот на самом деле. Это должно помочь.
Беддоуза невозможно было привлечь комментировать наш эксперимент. Единственным выходом, казалось, было показать ему письмо Деркелла. Историю столь странную и захватывающую нельзя проигнорировать. Я перечитал ее: мистер Деркелл увидел статью о нашей группе в воскресной газете. Он был менеджером по продажам электроники и недавно перебрался в Бленфорд-Ньютаун, откуда ежедневно ездил на работу в Кастервич, примерно в десяти милях оттуда.
По утрам я предпочитаю боковую дорогу, чтобы избежать пробок. Однажды во вторник я, как обычно, выехал из Бленфорда, но ехал медленно. Стоял прекрасный день, у меня хватало времени, а осенняя листва была слишком красивой, чтобы ее не замечать. И тут у меня случилось видение.