Когда он только переехал в наши края, никто, собственно, не испытывал к Баббу ненависти. Паре человек стало даже жалко это огромное жирное существо с пакетами чихательного порошка и гудками, срабатывающими при рукопожатии. Большинство из нас он просто раздражал.
К тому же первые его шутки — пластиковые жуки в еде, протекающие ручки — были довольно безобидными. Лишь по мере того, как мы привыкали к ним, Бабб заставлял себя идти на все большие крайности, чтобы привлечь наше внимание.
Не могло уже идти и речи о том, чтобы пригласить его на ужин, а вскоре даже приглашение выпить почти наверняка означало резиновый «окровавленный палец» в чьем-нибудь напитке или живого лобстера в ванной. Мы оставили его в одиночестве. Или пытались это сделать.
Хуже всего было то, что, встретившись с кем-то, кто «не может этого выносить», Бабб всякий раз прилагал еще более гнусные усилия.
И одним из тех, кто «не вынес», был Большой Майк.
Большой Майк, которому уже стукнуло не меньше семидесяти, был кем-то вроде местной загадки. Одни говорили, что он когда-то был жуликом, а другие, что он служил в Иностранном легионе. Кем бы он ни был когда-то, теперь это был тихий, добрый старик, одинокий и довольный этим.
Его единственным спутником был Пакки, рэт-терьер с серой мордочкой.
Хоть Майк и не был уже тем гигантом и силачом, что заслужил свое прозвище, наше уважение он снискал. И по-настоящему мы невзлюбили нашего подростка-переростка, когда Бабб принялся подшучивать над Большим Майком.
Первая их встреча случилась в местном кинотеатре. Бабб вошел, кривя свои толстые, рыхлые губы в улыбке, и мы знали — что-то вот-вот произойдет. Он сел недалеко от Большого Майка. Я осознал, что наблюдаю за ним, боясь, что он примется за старика.
Смех Бабба разносился по залу в самых жестоких местах мультфильма, открывавшего сеанс. Затем, когда начался основной фильм, я увидел, как Бабб вытаскивает из внутреннего кармана коробочку и открывает ее.
Мотыльки. Крупнокрылые мотыльки, целая дюжина, бросились к сверкающему лучу проектора и своим неистовым трепетом почти что стерли с экрана изображение. Где-то захныкал испуганный ребенок, но его заглушил смех, даже рев Бабба.
Если большинство из нас довольствовались тем, что сидели и ворчали, пока управляющий не переловил насекомых, то Большой Майк встал и стал пробираться по проходу.
— Не понимает шуток? — прошептал Бабб, когда гигант прошел мимо него. Я увидел, как старик напрягся, схватившись рукой за трость, словно хотел ее гневно вскинуть. Затем он просто ушел.
С тех пор Большой Майк стал излюбленным развлечением для Бабба. Он просыпался от послеобеденного сна на лужайке и обнаруживал, что его газета залита чернилами, или на лбу его грубо нарисованы помадой губы, или в его футляре очки не тех диоптрий.
Кто-то разрезал его шланг для полива, залил краской розы и послал по почте дохлую змею.
И никто даже не сомневался, кто же такой этот «кто-то».
Один раз я снял со спины старика табличку «Пни меня» и задался вопросом, не пора ли обратиться по поводу Бабба в полицию. Если бы я это сделал...
Вскоре после этого жарким, туманным днем я услышал на улице лязг и собачий визг. Выскочив на дорогу, я мельком разглядел Пакки, несшегося с такой скоростью, какой я никогда не видел. Кто-то привязал к хвосту бедного пса жестяную банку. И этот кто-то стоял на газоне Бабба, с громогласным гоготом держась за отвислый живот. Майка нигде не было видно.
Перепуганный Пакки зигзагами несся по улице от дома к дому. Бедный старый зверь подумал, что его что-то преследует. Почти все, кто оказался поблизости, пытались поймать Пакки и освободить его. Наконец, такую услугу оказало ему собственное стареющее сердце. Когда мы нашли терьера, он был мертв.
Я отнес его Большому Майку, не зная, как тому рассказать. Но, когда старик увидел тело и банку, слова были уже излишни. Он сказал только: «Понимаю». И взгляд его светлых глаз спокойно и отстраненно застыл, как будто он принял какое-то важное решение.
На следующий день я пошел взглянуть, как держится Большой Майк, и обнаружил, что он пьет чай с Баббом. Майк встал.
— Я хотел, чтобы Бабб понял, что с моей стороны нет никаких обид, — пояснил он. — В конце концов, шутка есть шутка.
Бабб засмеялся.
— Рад, что вы так смотрите на это, старина. Конечно, мне жаль, что ваша престарелая шавка издохла, я этого не планировал... — И тут из его залитых слюной губ вырвался хохот... — Но это было так забавно! Видели бы вы, как он удирал!