Прибегнув к самой необычной из дарованных мне сил – Заоблачному дару, я приказал себе двигаться к Новому Орлеану и, оставив позади воды озера Поншатрен, вскоре приблизился к печально известному дому на Рю-Рояль, где – как было известно любому Охотнику за Кровью, жил непобедимый Лестат.
"Сущий дьявол, – отзывался о нем мой Создатель, – покупает себе дома на собственное имя, хотя Таламаска следует за ним по пятам. Он намерен пережить их. Он более милосерден, чем я".
"Более милосерден..." Именно на это я и рассчитывал: "Лестат, где бы ты ни был, прояви милосердие. Мое обращение к тебе вовсе не знак неуважения. Из письма ты поймешь, как нужен мне".
Я медленно начал спускаться все ниже и ниже, пока не почувствовал вновь ароматный воздух. Любой случайный прохожий принял бы меня сейчас просто за мелькнувшую тень. Наконец я оказался на заднем дворе дома, возле журчащего фонтана, и взглянул на крутую железную лестницу, ведущую к черному входу.
Что ж, вот я и здесь. В нарушение всех установленных правил. Я во дворе жилища самого принца-паршивца – словно в сердце святыни. В голове невольно всплыли страницы из хроник, где приводилось описание пышной бугенвиллеи, обвившей железные колонны до кованых перил наверху.
А вокруг меня дерзко и весело шумел Французский квартал: звенели тарелки на ресторанных кухнях, весело переговаривались, слоняясь взад и вперед, вездесущие туристы. С Бурбон-стрит доносились звуки джаза, лившиеся из открытых дверей. Мягко шурша шинами, по мостовой медленно проезжали машины.
Маленький двор был аккуратен и красив, а высота окружавших его кирпичных стен поразила меня до глубины души. Таких огромных банановых пальм – их блестящие стволы то там, то здесь разрывали каменные плиты настила – я не видел нигде.
Но участок не производил впечатления заброшенного.
Кто-то срезал мертвые банановые листья. Кто-то собрал сморщившиеся бананы – в Новом Орлеане они почему-то часто усыхают, прежде чем успеют созреть. Кто-то обрезал пышные розовые кусты.
В общем, дворик выглядел чистеньким.
Даже вода, с журчанием льющаяся из морской раковины в каменные руки херувимчика и затем стекавшая в чашу фонтана, оставалась прозрачной.
Все эти милые частности заставили меня устыдиться непрошеного вторжения, но я был преисполнен глупой решимости и потому не испытывал страха.
Испугался я, лишь заметив в одном из верхних окон тусклый свет, будто где-то в глубине помещения горела лампа. Но и тут во мне снова взыграло всепоглощающее безумие.
"Неужели я поговорю с самим Лестатом? И что, если, завидев меня, он без колебаний воспользуется Огненным даром? Тогда и письмо, и ониксовая камея, и мои горестные мольбы – все бесполезно! Все-таки следовало подарить тетушке Куин новую камею. Следовало схватить ее в объятия и расцеловать. Я должен был сказать ей хоть пару слов, ибо сейчас умру, – мелькало в голове. И тут же мысли мои приняли иное направление: "Лестат, я люблю тебя. Вот идет Квинн, который будет тебе и рабом, и учеником!""
Только полный идиот мог испытывать такое воодушевление.
Я поспешно, однако стараясь при этом двигаться беззвучно, поднялся по винтовой железной лестнице и, едва достигнув балконной двери, явственно уловил характерный запах. В доме находился человек. Что бы это значило? Я остановился и воспользовался Мысленным даром, чтобы тщательно обследовать все комнаты.
И сразу получил информацию, сбившую меня с толку. Внутри был человек, в этом не приходилось сомневаться, и он перемещался там торопливо, скрытно, сознавая, что не имел никакого права проникать в этот дом. А главное, этот таинственный незнакомец знал, что я стою у двери.
В первую секунду я растерялся. Вломившись без позволения в чужой дом, я поймал точно такого же непрошеного гостя. Меня вдруг захлестнуло неуместное возмущение. Этот субъект нарушил право частной собственности. Как он посмел влезть в дом Лестата? Что это еще за нахал? И откуда он узнал, что я здесь, что мой ум проник в его сознание?
Поразительно, но это невесть откуда взявшееся человеческое существо обладало Мысленным даром, сравнимым по силе с моим. Я мысленно спросил, как его зовут, и он неохотно ответил: "Стирлинг Оливер". Мой старый друг из Таламаски! В ту же секунду, когда я понял, кто находится в доме, Стирлинг тоже узнал меня.
"Квинн", – мысленно произнес он, словно обращаясь ко мне.
Но что ему обо мне известно? Мы не виделись несколько лет. Неужели только с помощью телепатии он успел почувствовать то изменение, которое во мне произошло? Господи, мне следовало выбросить это из головы. У меня еще было время отступить, вернуться в Хижину Отшельника и оставить Стирлинга в покое – пусть себе и дальше продолжает обшаривать дом. Я мог бы скрыться, прежде чем он догадается, кем я стал.