Постепенно среди толпы выкристаллизовалось малочисленное, особенно агрессивное звено. Трое мужчин, у которых в ночь нападения погибли хорошие знакомые, от негодования не находили себе места. Они хотели собственными руками расправиться с окопавшимся в квартире злодеем. Всем под сорок, высокие, грузные, в рубашках с короткими рукавами, они долго о чем-то шушукались между собой. Потом эти трое поспешно ушли от оцепленного дома и минут через десять вернулись. Теперь все одеты в куртки: двое в кожаные, один — в джинсовую. Каждому мало-мальски проницательному человеку легко было догадаться, что сейчас эти здоровяки вооружены.
Начинало смеркаться. Снайперы не спускали глаз с неосвещенных окон квартиры террориста. Мало ли как поведет себя загнанный в угол зверь! Вдруг он надумает швырять бомбы да гранаты.
Вдруг люди в толпе зашевелилась, и все повернулись: позади них остановились две милицейские машины с мигалками. Это приехал министр внутренних дел Цаголов. Стараясь держаться поближе к стене дома, генерал и два его бодигарда быстро прошли к тому подъезду, возле которого стояли следователи. Александр Борисович рассказал о том, что произошло с Джангировым, и о всех дальнейших действиях. Спросил, чем кончилось дело в деревне, куда ездил министр.
Цаголов снял фуражку и вытер вспотевшие залысины носовым платком. Чувствовалось, он с ног валится от усталости, но старается не показать виду.
— Заложников освободили, всех шестерых. Правда, один из них ранен в грудь, но, к счастью, не смертельно. Врачи сказали, что выживет. Обоих террористов захватили. И я понял из разговора с ними, что для нападения на Назрань их завербовал именно Кофточкин. Имя они назвали другое, но по деталям можно догадаться, что это он. Там фигурировали и улица Коминтерна, и коричневый «Москвич». Они с этим типом штурмовали той ночью здание МВД.
— Кличку Домосед называли?
— Такое слово не произносилось. Но смысл был такой, что организатор здешних боевиков почти всегда дома. Ладно, — подвел черту под своим рассказом Эдуард Бесланович, — пора этого типчика выкуривать из его логова.
Вместе со следователями генерал перешел к правому торцу дома, повернул еще раз налево и прошел дальше, чтобы миновать опасную зону. Потом все, прячась за деревьями, вернулись туда, откуда просматривалась торцевая стена. Убедившись, что пожарные приехали, охрана возле двери в квартиру поставлена, а окна закрыты, Цаголов сказал:
— Нужно этот нарыв каким-то образом вскрывать. Давайте для начала постреляем по окнам. Три выстрела по каждому.
Снайперы стреляли одновременно, посыпались осколки стекол.
Турецкий взял в руки громкоговоритель:
— Кофточкин, сдавайтесь! Сами понимаете, что сопротивление бесполезно.
Тот не откликнулся.
— Бросить бы туда парочку гранат, — сказал генерал, — да дом портить жалко. Боюсь, как бы он сам его не испортил. Теперь давайте обсудим два варианта. Либо набросать в квартиру дымовых шашек, либо пожарные из брандспойтов напустят туда воды.
Первым высказался Захарин. Он до сих пор находился под впечатлением отключенной в доме воды, поэтому был за «сухой» способ выдавливания — набросать туда дымовых шашек, а еще лучше шашек со слезоточивым газом. Капитан чувствовал, что Цаголов склонен к другому варианту, поэтому говорил, немного волнуясь:
— Я вообще не понимаю, чего можно добиться водой. Террорист не утонет, оружие не отсыреет.
— Как раз под сильным напором там все промокнет насквозь, — возразил министр. — Кофточкин будет иметь жалкий, комичный вид и не окажет сопротивления.
Захарин же по-прежнему утверждал, что не имеет значения, промокнет тот или не промокнет. Вот квартиру ниже этажом жалко, ее наверняка затопит. Между тем в ней живет молодая семья, маленький ребенок.
Эдуард Бесланович сказал, что дом будет поврежден в любом случае, однако согласился со страстными доводами капитана и приказал пиротехникам забросать десятую квартиру дымовыми шашками, одна из которых со слезоточивым газом.
Но прежде чем дело дошло до этого, внимание собравшихся переключилось на другое происшествие. Прорвав оцепление, возбужденная троица из толпы прямиком ринулась ко второму подъезду. Разумеется, оцепление было почти символическим. Милиционеры стояли на расстоянии четырех-пяти метров один от другого. Им не приходилось сдерживать напор толпы. Достаточно было объяснить, что дальше идти опасно, территория простреливается, никто туда и не рвался. Поэтому спокойные милиционеры утратили бдительность и не сразу среагировали на бегущих. Очнулись, когда те уже были на полпути к подъезду. Юный рядовой с криком «Стой! Куда?» рванулся за ними следом и догнал было последнего, когда тот с такой силой оттолкнул его, что милиционер свалился на асфальт. А когда поднялся, троица уже скрылась в подъезде.