Где ты, Индиана Джонс?
— Можно не кривиться? Ты мне всю картину портишь. — Дэн топнул ногой. — Работать с тобой — одно мучение. Расслабь челюсти, не морщи лоб, не хмурься. Ты чего такая дерганая?
— Постараюсь. — Инга еще плотнее сжала зубы. — Нарисуй меня красиво.
— Я по-другому не умею. Ко мне, между прочим, дамы за неделю записываются. А ты нагло пользуешься тем, что соседка и что я к тебе неравнодушен. И можешь прийти вся такая: ах, Дэн, сделай меня звездой! Ах, мне надо позарез!
А другим как будто не надо! Я у тебя как фея-крестная! — Он говорил не умолкая, виртуозно играя вокруг ее лица то карандашом, то спонжем.
Словесный поток убаюкивал Ингу, как негромкое радио в машине.
— Ты мне еще засни! — прикрикнул на нее Дэн, картинно вздохнул. — Надо менять репертуар. Один мой коллега, представь, арии поет во время стрижки. «Не счесть алмазов в каменных пещерах!» — затянул он фальцетом.
Инга не могла удержаться от смеха, и он тут же заехал ей кисточкой для румян в ухо.
— Ну вот, будешь теперь с красным ухом, — проворчал он, — скажешь, тренд. Открой-ка глаза. Ох, бледная ты, подруга, и мешки под глазами вырастила, их не замажешь.
Дэн отошел на пару шагов, придирчиво осмотрел свое творение и покачал головой. Был он маленький, костлявый, с длинной подростковой шеей и густой гривой темных волос. Инга сдружилась с ним недавно, когда он на пару с таким же стилистом-авантюристом снял соседнюю квартиру, принадлежавшую не вылезающим с Бали хипстерам. Дэн и сам тянул на хипстера — внешностью, кедами и рюкзаком — да и вкалывал по две смены в салоне, и еще принимал клиентов на дому.
— Куда лыжи-то намылила? — Он уже собирал кисточки, щеточки, тени, помады, тушь.
— Вечеринка на «Красном Октябре». С размахом. И что приятно — мой проект, последний такой масштабный в «QQ».
— Не путай меня. Ты ж вроде гордо покинула это скопище интриганов.
— Я этот проект четыре месяца готовила. Не могу не пойти. Фотовыставка «Звезды в спорте». — Инга изобразила томную барышню, манерно взмахнула руками. — Вся наша попса придет на себя посмотреть в непривычном антураже, а заодно и попеть для особо избранных.
— Меня бы позвала для разнообразия.
— Не могу, Дэнчик, прости. Сильно закрытое мероприятие. В следующий раз.
— Ага! Как будто он будет. Пользы от тебя ноль. — Дэн нахохлился.
Инга подошла к зеркалу, придирчиво осмотрела себя, прищурилась. Да, Дэн сделал всё что мог.
— Ноль, говоришь? Ничего, я еще всем им покажу. С таким мастером, как ты, разве может быть иначе? Ты лучший! — Она притянула его к себе и от души обняла.
— Ладно, не подлизывайся. — Дэну было приятно. — Вали уже домой, ко мне клиентка вот-вот должна прийти.
Инга, не торопясь, вышла из машины. Толпа на набережной волновалась и гудела вокруг модного клуба с террасой на крыше. Железные ограждения охраняли мир скороспелых любимцев фортуны. Там, внутри, били наскоро устроенные фонтаны, блистали наспех возведенные павильоны, сновали официанты, одаривая гостей шампанским и тарталетками. До публики долетали лишь овации и удары динамиков. Ожидался фейерверк.
Перед клубом происходил спонтанный парад приглашенных гостей. Они выходили из автомобилей, словно из-за кулис, и танцевали короткую партию до первого барьера охраны. Перегруженные аксессуарами женщины небрежно исполняли набор пируэтов, а мужчины шли тяжело, волоча за собой вип-статус, словно золотую гирю.
Инга невольно подумала о «Параде» — об этом гротескном шествии, где монстры затмевают людей, но здесь, перед клубом, люди и монстры составляли одно целое, и от этого меланжа в душе рождалось зыбкое ощущение обмана.
Она расправила плечи и, не глядя по сторонам, неспешно направилась к блистающему входу.
Главное, не споткнуться, не запутаться в платье, которое почти в пол.
Никогда не забуду, как упала однажды Машка — лицом в асфальт. И ведь актриса — встала, рассмеялась: «Капканов понаставили»! А потом через черный ход сразу в больницу — нос сломала. Но нервы железные — даже не разревелась. Теперь этот кошмар всегда со мной. Черт, как ноги мерзнут, что за идиотская мода — туфли на босу ногу при вечернем прикиде, терпеть не могу. Хорошо хоть, придумали такую вещь, как меховое манто. А то при такой весне и дуба дать недолго.
Инга шла. На нее смотрели, ей завидовали те, для кого этот манящий мир был неприступным. Сколько раз она бывала на мероприятиях с красной дорожкой! Пятьдесят метров ты в центре внимания, вокруг вспышки камер, надо обворожительно и уверенно улыбаться и — главное! — не грохнуться на землю от чрезмерного усердия и самолюбования. Ингу в эти мгновения раздирали два противоречивых чувства: грубое откровенное тщеславие и мучительный стыд за себя. От этого стыда просыпалась детская застенчивость, и больше всего она боялась опростоволоситься как-нибудь особенно по-дурацки.