Эх, так хотелось рвануть на груди рубашку и крикнуть, выплакаться: «Дорогуша! Да знаешь ли, отчего без просыпу?»
Перед этим к нему обратился муж одной красотки, которую средь бела дня увел у него Верховода. Мужа угонял в командировку, а сам в спортивном костюме с генеральскими лампасами без стыда и совести рассекал с красоткой на местном катке. Для других посетителей каток на это время закрывали.
— Да плюнь ты на нее, — убеждал он мужа. — Была б порядочная, не ушла б и к самому господу богу.
— Мне она до лампочки! — кричал муж, интеллигент, какой-то там теоретик, бегая по гостиничному номеру. — Но неужели тьма не рассеется?
Матвей постукал себя по лбу и показал мужу на вентиляционное отверстие в стене. Наверняка там были спрятаны микрофоны, и разговор их мог стать началом конца.
— Давал лучше жахнем да расталдычь мне свою теорию.
А сам написал на клочке бумаги и подсунул теоретику: «Готовлю на него компромат».
Вот они и напились. Пили несколько дней, потом теоретик испарился, так до конца и не расталдычив своей теории: то один приходил с бутылкой, то другой… Когда его потом везли в санитарной машине, Матвею казалось, что летит в самолете: все выглядывал в иллюминатор — когда же Иркутск будет?
Но попробуй поведай об этом добрейшему Евгению Дмитриевичу! Сразу в соответствующей графе «истории болезни» появится запись: «Бред преследования, борьба с выдуманными злодеями». Если бы они оказались выдуманными!
Это был вопрос «на засыпку», из графы «самокритическое отношение». И он стал посыпать голову пеплом и каяться, и блеять о том, что поступил безответственно и аморально, а дома бьется как рыба об лед жена с малыми детишками, и никто ей не поможет, а он, как последний обормот, прохлаждается в этом идиотском санатории, то есть санатории с идиотами… И тэ дэ.
Дома никакой жены с малыми детишками не было, но врач не знал об этом, и Матвей приплел ее для убедительности. Слушая его кулдыканье, Евгений Дмитриевич одобрительно кивал головой, как профессор на экзамене, когда студент отвечает как надо.
На следующий день Матвея выпустили. Графа «самокритическое отношение» сработала безотказно. Если самокритики нет, будут держать до тех пор, пока не станешь ходить с высунутым языком.
Вместе с ним выпустили и «турка». Тот тоже знал про графу и отрекся от каждого из своих слов, даже от подписи.
Дошли до автобусной остановки. Учреждение дымилось вдали в синей морозной дымке.
— Тьфу! — от чистого сердца послал Матвей туда привет.
— Погоди, погоди, погоди, — остановил его «турок». У него опыта и сноровки было побольше в таких делах, а Матвей всегда признавал этих людей. — Иногда и сюда, на автобусную остановку, высылают группу захвата. И возвертают.
— Почему?
— Вдруг что-то обнаружится в последний момент.
— Что может обнаружиться?
Но «турок» обрадовано сверкнул глазами:
— Автобус!
В тот же вечер он впервые и попробовал этого самого авто-стеклоочистителя «Быстрый». Оказывается, «турок» пил его давно, даже пристрастился к нему и теорию выработал.
— Коньяк, шампанское, цинандали-мунандали — все это водичка по сравнению с «Быстрым». И шестьдесят пять копеек бутылка! Дегустируй!
Он притартал штук с десяток бутылок — нес их, зажав за горлышки, двумя пучками, как редиску с базара. Стакана не было — нашли и вычистили пластмассовый для бритья. «Турок» налил синеватую жидкость, сказал интернациональный тост:
— Ну, будем!
Жахнул — и не поморщился. Закусил соленой горбушей, налил:
— Глуши.
«Если уж «турок» пьет…» — подумал Матвей. Выпил. В сознании возникла фраза из древнего северного эпоса: «И огненное копье вошло ему в горло…»
— За… запить, — он пытался прохрипеть, но, наверное, так и не прохрипел. В обшарпанной комнатушке «турка» был все же рукомойник с краном, он кинулся к нему, отвернул кран, хлебнул воды и почувствовал, как отпускает сведенное судорогой горло.
— Я никогда не запиваю, — сказал «турок», посмеиваясь и пожирая горбушу.
— Ф-фу… Это — да! — Матвей вернулся, поставил стаканчик на стол и тоже стал закусывать. — Идет — невпроворот!
— В первый раз, — пояснил «турок».
Матвей мог бы пойти и взять вина — деньги были, но северяне уж так устроены: что пьет один, то и другой. Да и пасовать перед каким-то «турком»…
Но действие «Быстрого» было в самом деле ошеломляющим, как у ракеты. Поплыли сразу. Целоваться не стали — Матвей этого не любил, но поглядывали друг на друга влюбленно.
— Тебя как зовут? — спросил «турок».