Один раз он действительно застал Сергея, когда тот занимался совсем необычным и странным делом: перегнувшись под поручнями так, что правый маховик, играя маслянистыми бликами, свистал над его спиной, и поймав удобный момент, когда кулак шатуна взмывал вверх, он быстро проводил ладонью по его тускло блестящей поверхности, словно гладил. Потом облизывал ладонь и что-то пробовал на зуб.
Егор стоял в дверях и наблюдал. Когда машинист разогнулся, Егор, взволнованный его странным поведением, быстро приковылял к двигателю.
— Ты что это делаешь?.. — строго спросил он и тоже было сунулся под маховик что-то там разглядеть и понять.
Сергей обхватил его в пояснице и отдернул.
— Не лезь! — крикнул он. Потом спокойнее разъяснил: — Башку напрочь снесет, дурак.
— А ты чего там? — приставал Егор.
— Ничего… — сумрачно отозвался машинист и выпроводил Егора.
Ночью, когда паровик остановился, Егор тайно пробрался в машинное отделение. Запиралось оно на внутренний железный засов, отодвигающийся при помощи особого крюка, — простой и несокрушимый замок.
Отодвинув засов (запасной крюк всегда вешался в прихожей жилого помещения), Егор вошел и запер за собою дверь. Затем он в темноте быстро нагнулся над маховиком и несколько раз сильно погладил шатун ладонью, вылез и сразу же облизал масляные пальцы.
На языке осталось что-то похожее на острый песок. Егор ловчился, чтобы эти песчинки попали с языка на зубы. В это время кто-то прыгнул к нему из угла, встал рядом, тут же чиркнул и зажег спичку, видимо, приготовленную заранее.
При свете Егор разглядел машиниста Сергея. Освещая Егора, машинист держал в правой руке полусогнутый железный прут, на конце которого была насажена небольшая конусная шестеренка.
— Егор, тебя-то зачем принесло? — глухо воскликнул, видимо, изумленный машинист.
Егора сразу же осенила догадка. Как раз несколько песчинок попало ему на зубы, он пробовал раскусить их, и они неприятно, остро захрустели.
— Песок? — шепотом спросил он, показывая при свете угасающей спички свои маслянистые пальцы Сергею.
— Дурак ты! Не песок, а наждак, — таким же шепотом разъяснил машинист.
Некоторое время спустя Николай Яковлевич уехал в город отчасти по служебным, отчасти по личным делам (он очень любил повторять, что личное должно тесно увязываться с общественным, и всегда по-своему следовал этому философскому утверждению).
В этот день Егор, выбрав удобное время, зашел в машинное отделение к Сергею Котлову, чтобы проверить, совпадают ли подозрения машиниста по поводу наждака, насыпанного в рабочую поверхность цилиндра, с его подозрениями.
Сергея не было в машинном отделении, и Егор решил подождать его, думая, что он ушел по надобности. Прошло полчаса времени, а Сергей не вернулся. Егор догадался, что машинист, пользуясь отсутствием Николая Яковлевича, решил кое-что проверить у него и осмотреть. Он бойко побежал на своих протезах и заглянул в окно комнаты заведующего.
Сергей стоял на коленях на полу перед раскрытым чемоданом и из круглой высокой коробочки бережно высыпал себе на ладонь какой-то темно-серый порошок.
От окна Егор пробежал к выходной двери и подождал здесь машиниста. Он нарочно принял выражение спокойного безразличия — Егор делал вид, что наблюдает какую-то птицу, парящую высоко в небе, за рекой, — как будто ни капельки его не занимает, куда ходил и что делал машинист. Но когда Сергей вышел, Егор, улыбаясь, кивнул ему, указывая глазами на его сжатую в кулак левую руку.
Сергей знаком позвал его за собой в машинное отделение и там, показывая в уже вспотевшей ладони мелкий бурый порошок, спросил тихо:
— Видал, какой бывает наждак?
— Это я знаю: это я видел, видел, — поспешно заговорил Егор. — У хозяина в Германии ножи и вилки им чистил… Вот ферфлюхтер швейн какой!
— Вот тебе и ферфлюхтеров, — неграмотно отозвался машинист.
Завернув порошок в бумажку, он положил этот комочек в карман, а прилипшие к ладони песчинки собрал пальцем в самую середину ладони, в ямочку. Затем он смочил палец слюной и, ткнув им в грудку наждака, сказал, протягивая палец к Егоровым губам:
— На, попробуй на язык. Сравни.