— Эх, Ваня, — тяжко вздохнул Филимон, — раздобыть бы хоть на закурку! Так затянуться хочется… Вечор политрук сказывал: перевезли сюда буржуи жаркую страну. Океанию тут для себя сделали. А теперь всех зверей и птиц передушат, чтобы нам не досталось. У-уух! Буржу-уазия!
Макаров не слышал политрука, но понял: речь шла о заповеднике Аскания-Нова, разрушенном белогвардейцами.
— Да, опустошат все, гады, и детям не на что взглянуть будет, — отозвался Иван Иванович.
В это время из-за насыпи выбежала большая стройная птица. Наклонив длинную шею и вытянув клюв, она бежала прямо на линию красных. Бежала и в такт бегу то слегка приподнимала, то опускала свои короткие черные крылья.
— Жар-птица! Жар-птица! — пронеслось по нашей цепи.
«Страус! Из Аскании-Новы!» — подумал Макаров.
Птица бежала к людям. И вдруг раздался залп.
Страус замер, потом подпрыгнул, будто огромный чудовищный петух. Макаров подумал, что он вот-вот рухнет, и зажмурился. А когда открыл глаза, увидел, как раненая птица, резко повернувшись, устремилась назад, за насыпь.
— А-аа, гады, вы та-ак! — свирепо взревел Филимон и, не дождавшись команды, кинулся вперед, выхватывая на ходу из-за пояса гранату.
— За жар-птицу, ребята!
В этом бою их обоих ранило.
Прошло пять, может быть, семь лет. Иван Иванович вновь побывал в этих краях. Посетил заповедник Аскания-Нова… Страусы были доверчивы, как куры, и щипали булку прямо из его рук.
Он смотрел на жар-птицу, и ему виделся друг, сложивший голову здесь, под Екатеринославом…
Давно отгремели бои. Но жизнь звала на новые битвы, торопила, ставила тысячу вопросов. Каким путем придет к социализму деревня? Какая форма коллективного хозяйства наиболее правильна и перспективна? Артель? Коммуна? Хутора? Какова, наконец, роль коммуниста в ломке старых устоев быта? В строительстве новой жизни?
По-своему ответил на все эти вопросы Иван Макаров.
В 1929 году в журнале «Молодая гвардия» печатается первый его роман — «Стальные ребра».
Традиционная, хронологически последовательная форма изложения. Время действия — середина двадцатых годов. Деревня накануне коллективизации. Всего несколько месяцев охватывает действие романа Но какие неожиданные, неплакатные, нетрафаретные герои оживают на его страницах. Вот секретарь сельской партячейки Филипп Гуртов. Вся жизнь, все помыслы этого человека связаны с родным Анюткином. Самая сокровенная его мечта — перепрыгнуть через затяжной период перестройки, обогнать время, сжать его, как упругую пружину, и прямо сейчас, немедленно приступить к строительству социализма.
Но как странно, противоречиво ведет себя Филипп. Свой проект постройки электростанции он вынашивает в одиночку, долгое время скрывает его даже от самых близких друзей. Достав противохолерную сыворотку во время эпидемии этой страшной болезни, Гуртов самостийно обкладывает односельчан «налогом» за прививку, а потом, построив на эти средства мельницу, почему-то оттягивает с передачей ее в общественное пользование.
Некоторые критики объявили Филиппа собственником, хозяйчиком, индивидуалистом, другие вообще сводили его общественную деятельность к нулю. Но ведь не ради своего личного благополучия старался Гуртов, а во имя «той общечеловеческой радости, когда даже самый грохот машин будет музыкальным и труд будет развлечением, а не окаянным ярмом». Да, он срывался, ошибался, иногда противопоставлял себя коллективу, но его страстная мечта — залить сверкающими электрическими огнями слепую анюткинскую темь — зажгла других: после смерти Филиппа на его место пришла «какая-то иная сила, таящаяся во многих».
«Трагедия Гуртова, — писал один из рецензентов тех лет, — заключается в том, что он, вообразив себя «паровозом», не мог сочетать размаха своей индивидуальности с волей коллектива, в том, что он так и умер, не поняв существа диктатуры пролетариата».
Шесть изданий выдержал при жизни Макарова роман «Стальные ребра». Но какая тяжкая это была слава! Много копий пришлось поломать критикам, стремившимся во что бы то ни стало «приписать» макаровских персонажей к строго определенной социальной группе. А перед ними были сложные, противоречивые характеры, часто мятущиеся, трагические. Ведь революция ломала не только устоявшийся веками жизненный уклад, но и привычные представления, взгляды, идеалы. Кто такой, например, Егор Егоза — ехидник и бузотер, скептик и разносчик злых слухов? Или Андрон Шестипалый? Хищник с мертвой хваткой. Кулак. Но это и человек, сызмальства познавший цену хлеба и своего труда.