- Детектив Эдвард, - легонько кивнула она и улыбнулась, не обнажив зубов, - может поедем домой вместе? К тому же нам по пути, и если вы устали за сегодня, сесть за руль могу я.
- Нет, что ты, Джесс, совсем не устал, - пытался соврать он так, чтобы она не заметила. - Дай мне только допить кофе. Присядь пока.
Офицер Джессика Вэттингтон послушно села за стол, на котором стояла недопитая кола и уставилась на стол детектива.
- Любите читать газеты?, - спросила она. Раньше она такой страсти за ним не замечала, а теперь множество постаревшим, отдающих желтизной газет с разными датами из различных городов штата валялись перед детективом, на которого она так хотела быть похожей.
Эдвард отхлебнул кофе, которого уже к тому времени осталась ровно половина, и затушил бычок о сероватую керамическую пепельницу и ответил:
- Просто изучаю кое-что, - хрипловатым низким голосом ответил он, - Я ведь могу тебе доверять, Джесс?
Секундное молчание.
- Да, конечно, детектив, - помялась она, - почему вы спрашиваете?
- Ты что-нибудь слышала о различных странных смертях по всему штату?, - ответил он вопросом на вопрос.
О странной смерти она, конечно, знала чуть более, чем нужно обычному среднестатистическому человеку. Два года назад её мать буквально за неделю извел и сожрал рак. Большая опухоль в мозге. Хотя прежде она была совершенно здорова, занималась спортом, часто ходила на прогулки по ее уютному зеленому городку, любила загорать на пляже. В детстве Джесс, услышав про такую болезнь как "рак", подумала о ней в прямом смысле. Подумала, что в человеке действительно сидит такой красноватый рак, выпучив глаза, и понемногу съедает человека живьем. Конечно, в действительности, в нашей жестокой реальности это было не так. Если бы там сидел рак, то онкологи смогли бы разрезать живот человеку под наркозом и вытащить его, пока он еще не успел съесть все органы. Но в жизни онкология была практически неуловима, ее нельзя просто взять и вытащить из человека, чтобы он снова был здоров как бык. К сожалению. Она, что безусловно давало ей бонус в глазах детектива, сумела в скором времени оправиться от смерти матери.
- Нет, детектив, о чем вы?, - вопросила она.
- Подойди, прочитай, - он ткнул пальцем на газету. - Это одна из множества, случилось все в Лейквуде.
Она подошла, взяла газету в тоненькие, белые ручки, а на пальце левой руки сверкнуло в теплом свете уже доживающей свой век лампы миленькое неприметное колечко с именем ее матери, и сфокусировала взгляд. "Лейквуд, 1996."
Эдвард видел, как с каждой секундой ее скользящего по тексту взгляда, меняется выражение ее серовато-зеленых глаз. Сначала была неопределенность, затем неверие, после - легкое дрожание, сменяющееся легким страхом, а впоследствии все застыло недоумением и вопросительным взглядом, повисшим как туча средь ясного дня, направленным на детектива Перри.
- Странно, да?, - отвесил Эдвард. - И такие смерти за последние десяток лет преследуют весь штат. Лейквуд, Пуэбло, Вестминстер, даже Денвер. Я не знаю, есть ли такие истории за пределами штата, или может даже в других странах, но, между нами, офицер Вэттингтон, - тут его глаза сощурились, выражение лица приняло самый наисерьезнейший вид, которое только могло, показав глубокие морщинки возле уголков глаз, и он тихо заговорил, - хрен мне в жопу, если это меж собой не связано.
Легкий испуг, кусающий каждую клеточку внутри ее тела, сумел подавить издевательский смешок в горле, который возник от этого выражения детектива.
- Звучит жутковато, детектив, - шепотом произнесла она. - Но как вы вообще все это обнаружили? Насколько я помню, в нашем захудалом городишке ничего такого не было.
- Моя мать года так два назад смотрела по телевизору в ее комнатушке местные новости. Она живет в Лейквуде в тихом райончике, спокойно доживает оставшиеся дни. Иногда я навещаю ее. Так вот, в тот раз там говорили о каком-то укурке, который докурился до такой степени, что, с ее слов, умер на месте от отравления, о чем и сказано в газете. Это она мне рассказывала, когда я в очередной раз приехал ее навестить.
Он почему-то запомнил тот день, весь, до мельчайших деталей: как он стучится в деревянную дверь со слегка треснутой желтой краской на уровне коленей, как эта морщинистая, слегка полноватая, но добродушная женщина, которая его родила, открывает ему дверь, как он проходит по чистому, прибранному коридорчику, стены которого были окрашены в телесно-бежевый цвет, как он садится за уютный кухонный стол, рассматривая цветные свежевыстиранные занавески с витиеватыми узорами.