Оставив там клетку, пообещав, что зайдёт за ней позднее, нагруженный покупками, с Люси, спрятанной под плащом, он поспешил домой, готовясь мобилизовать все свои дипломатические способности для разговора с Чаббами, и понятия не имея, что несёт под пиджаком свою судьбу.
III
— Какой прекрасный вечер, — заметил мистер Уиплстоун, повернувшись к хозяйке и чуть склонившись в лёгком поклоне. Некоторой манерностью он был обязан своей профессии. — Я чувствую себя у вас великолепно.
— И на здоровье, выпейте, — предложил Аллен. — Я вас предупреждал, что приглашаю с известным умыслом.
— Я готов. Портвейн у вас превосходен.
— Я оставлю вас одних, — предложила Трой.
— Нет, останься, — возразил Аллен. — Мы сами тебя отправим, если наткнёмся на нечто тайное или секретное. А твоё общество — такое удовольствие! Не так ли, мистер Уиплстоун?
Мистер Уиплстоун стал распространяться о том, какое счастье, что он может вечер за вечером наслаждаться шедевром Трой, висящим над камином, И даже встретиться с самой художницей в домашней обстановке. Слегка запутавшись в комплиментах, он все-таки отважно выбрался.
— А когда вы откроете, какой же умысел имели в виду? спросил он, приходя сам себе на помощь.
— Перейдём к делу! — предложил Аллен. — У нас это займёт немало времени.
По предложению Трой портвейн перенесли в еe ателье и расселись перед широким окнами с видом на сад, погружавшийся в полутьму.
— Хочу, чтобы мы немного поразмыслили, — начал Аллен. — Вы, случайно, не эксперт по Нгомбване?
— Эксперт по Нгомбване? — повторил мистер Уиплстоун. — Вы меня переоцениваете, дорогой. В молодости я провёл там три года.
— Я полагал, что недавно, когда они добились независимости…
— Да, некоторое время я там был. Меня послали в тот период, когда завязывались первые контакты с новой властью, в основном потому, что я владею местным языком. Собственно, мне это дело в известной степени просто повесили на шею.
— И вы их завязали?
— Ну, частично, — он взглянул поверх края бокала на Аллена. — Надеюсь, вы не перешли в Особый отдел?
— Нет, не перешёл. Но можно сказать, что меня неофициально попросили о сотрудничестве.
— Речь идёт о предстоящем визите?
— Да, черт возьми. О мерах безопасности.
— Да, нелёгкая задача. Между прочим, вы же, кажется, коллега президента по… — мистер Уиплстоун вдруг запнулся. Надеюсь, вы поговорите с ним как старый друг?
— Господи, вы в самом деле схватываете на лету! — воскликнула Трой, и он ей благодарно поклонился.
— Я встретился с ним три недели назад, — сообщил Аллен.
— В Нгомбване?
— Да. Приехал как старый товарищ, попросить его по-хорошему.
— И вы чего-нибудь добились?
— В общем-то толком ничего. Он обещал, что не станет вмешиваться в меры безопасности, но что в самом деле имелось в виду, знает только он сам. Должен сказать, что иногда он становится просто непереносим.
— Вы полагаете? — спросил мистер Уиплстоун, откинулся назад и стал поигрывать моноклем, раскачивая тот на шнурке. Аллен понял, что это была его излюбленная поза за столом переговоров. — Ну, мой милый Родерик?
— Хотите знать, что мне от вас нужно?
— Вот именно.
— Я буду крайне вам признателен, если вы — как сейчас говорится — помогли мне представить положение в Нгомбване. Разумеется, с вашей точки зрения. Мне интересно, к примеру, сколько по вашему людей желает Бумеру смерти.
— Бумеру?
— Это школьное прозвище его превосходительства. Он непрестанно поминал его.
— Оно ему идёт. Ну, если так навскидку и чисто приблизительно — по крайней мере тысяч двести.
— Господи Боже! — воскликнула Трой.
— Могли бы вы припомнить какие-то фамилии? — спросил Аллен.
— Скорее нет. Ведь я не знаю ничего конкретного. Все в общих чертах, как это часто бывает в африканских странах. В первую очередь — нгомбванские политики, которых президент отстранил от власти. Те, которые пережили переворот, сидят в тюрьме или эмигрировали к нам и ждут, пока его свергнут или прикончат.
— Особый отдел утверждает, что располагает подробным списком таких людей.
— Возможно — сухо согласился мистер Уиплстоун. — Так же думали и мы. Но потом в один прекрасный день на Мартинике до тех пор совершенно неизвестный человек с фальшивым британским паспортом выстрелил в президента из пистолета. Не попал и вслед за этим выстрелил в себя — и более успешно. Ни в каком списке он не значился и его истинную личность так никогда и не установили.
— Об этом я напомнил Бумеру.
Мистер Уиплстоун шутливо обратился к Трой:
— У него куда больше информации, чем у меня, и куда подробнее. Чего он от меня хочет?
— Понятия не имею. Но пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно.
— Среди его африканских врагов, разумеется, есть и экстремисты, которым не по нраву его умеренность, да ещe то, что он отказался вымести метлой всех еспропейских советников и специалистов. Кроме того, там уйма чёрных националистов-террористов, которые сражались за независимость, но теперь полны решимости уничтожить режим, который сами помогали создавать. Неизвестно, сколько у них сторонников, хотя наверняка немало. Но вы-то все это знаете, дорогой мой друг.
— Ведь он избавляется от все большего количества белых, не так ли? Хотя и с неохотой.
— Его вынуждают экстремистские движения.
— Вот тут мы, собственно, коснулись хорошо известного, и даже неизбежного процесса, — заметил Аллен. — Президент национализирует все иностранные предприятия и присваивает имущество многих европейских и азиатских колонистов. Они оказываются самыми заклятыми противниками его режима.