Кроме «главного боевого дела» — «похода на Дурново», Азеф спланировал убийства генерала Георгия Александровича Мина и полковника Николая Карловича Римана во главе Семеновского полка, зверски подавивших московское восстание. Именно Риман командовал карательной экспедицией, без суда и следствия убившей в Перове, Люберцах и Ашикове более 150 повстанцев, а генерал Мин отдал приказ о расстреле из орудий Прохоровской мануфактуры на московской Пресне, главного опорного пункта революционных дружин.
...И вот теперь Азеф шел на свидание с одним из своих «извозчиков», наблюдающих за Дурново. В том, что слежки за ним нет, он был уверен, и, когда возле безлюдного в этот час Летнего сада неизвестно откуда возникшие филера схватили его под руки, он опешил от неожиданности и растерялся: никогда, никогда его еще не арестовывали, да еще вот так грубо, заламывая руки и издевательски уговаривая «честью следовать» куда будет сказано и не скандалить для «вашей же, господин хороший, пользы».
Учинить драку с филерами Азеф не решился, но принялся бурно протестовать. Однако филера к такому были привычны. Ловко впихнув Азефа в припасенную заранее закрытую пролетку, они быстренько доставили его в охранное отделение — прямо к самому Александру Васильевичу Герасимову, наконец-то получившему возможность лицезреть в своем служебном кабинете таинственного «господина Филипповского».
Филипповский был желт от ярости, на губах у него пузырилась пена, глаза готовы выскочить из орбит.
— Да как вы смеете, полковник! — уже с порога атаковал он удобно расположившегося за казенным письменным столом Герасимова. — Вы за это ответите! Прикажите вашим людям немедленно освободить меня или...
Он стиснул тяжелые кулаки и грозно шагнул к столу.
— Садитесь, господин... Филипповский, — вежливо предложил ему полковник, указывая на стоящий напротив стола стул.
И, натолкнувшись на этот спокойный и властный голос, Азеф вдруг сник. Когда он уселся на указанный ему стул, лицо его сразу оплыло и усыпалось крупными каплями нездорового пота, губы стали серыми, по скулам пошли багровые пятна.
— Никакой я вам не Филипповский! — все еще продолжал он наступлением, но это были его последние силы.
— Вот мне бы и хотелось узнать, кто же вы, мой таинственный незнакомец? — ласково посмотрел на него Герасимов. — Наши люди говорят о вас столько лет — и Меньшиков, и Тутышкин, и другие агенты... а я вот вас вижу в первый раз, хотя по должности должен был бы познакомиться с вами гораздо раньше — как-никак начальник столичного отделения охранения общественной безопасности и порядка. Так кто же вы, господин...
Он многозначительно замолчал.
— Я — инженер Черкес, — с вызовом окончил недосказанную фразу Герасимова Азеф. — Вот мои документы...
И, достав портмоне, он швырнул его на стол полковника. Но Герасимов к портмоне даже не притронулся.
— Мы знаем, что вы не то лицо, за которое себя выдаете, господин... Икс, — теперь глаза его излучали леденящий холод, и Азефа передернуло от взгляда полковника. — Нам известно также, что вы были связаны или до сих пор остаетесь связаны с Департаментом полиции.
Так что, — чеканил фразы Герасимов, — я предлагаю вам откровенную беседу, от которой будут зависеть наши с вами дальнейшие отношения: будем ли мы с вами врагами или... мне хотелось бы именно этого... станем партнерами и сотрудниками. Подумайте и сделайте выбор.
— Но... господин Герасимов, — неуверенно отозвался Азеф, — согласитесь, что все это несколько неожиданно... Я — и вдруг тут, у вас...
Сбавляя тон, он быстро соображал: нет, это не арест, о «походе на Дурново» эти идиоты полицейские, похоже, ничего не знают. Произошло какое-то недоразумение, но лучше выждать, как будет все развиваться дальше.
— Мне нужно собраться с мыслями, Александр Васильевич, немного подумать...