– Как я понимаю, с вашей женой сейчас поговорить не удастся? – уточнила я. Павел Олегович развел руками.
– Она спит, к счастью. Да и зачем, я могу вам ответить на все ваши вопросы по поводу дочки.
– Вы говорили, что Юля ходит в детский садик, – проговорила я. – Что это за садик?
– Он рядом с домом находится, – пояснил Мещеряков. – Мы и выбрали его поэтому – чтобы недалеко было. Оля же захотела работать, скучно ей дома стало сидеть. А я, сами понимаете, все время занят. Жена ведь баловства ради затеяла все это с салоном красоты, много там не заработаешь. Да и сказать по правде, специалист она не первого класса. Так, для себя что-то пытается делать, и то знакомым только. Она начинала на курсы парикмахерского искусства ходить, но из-за беременности и рождения ребенка бросила. Я тогда как раз в командировке был, когда она рожала. И кстати, хорошо, что уехать пришлось. Уж не знаю, как в других семьях, но для меня Олина беременность в кошмар превратилась. Она нервная ходила, со мной совсем не общалась, хотя знала, как я к детям отношусь. Понимаете, я считаю, что настоящий мужчина должен свою семью создать, ребенка воспитать. Конечно, я хотел всегда сына, но раз родилась дочь – значит, так надо. В конце концов, какая разница – мальчик или девочка. Главное, продолжение рода, и я готов на все ради жены и дочери. В них – мой смысл жизни. Наверно, старомодно звучит, но уж такой я человек, ничего не поделаешь…
– По-моему, ничего плохого в таком подходе нет, – пожала я плечами. – Наоборот, взять на себя ответственность за судьбу своей семьи весьма достойно. Скажите адрес детского садика, куда вы водили Юлю. Мне надо допросить воспитателей, сами понимаете.
– Детский садик номер сто семь, на улице Гоголя, семнадцать. Это если спуститься от нашего дома вниз и пройти один квартал, там пересечение с улицей Гоголя. Детский сад почти на углу, да вы сразу увидите его. Там светло-зеленый забор и детская площадка на территории. Сам садик небольшой, и, несмотря на то что располагается в центре города, шум до него не доносится. Проезжая часть далеко, а улица Гоголя маленькая и тихая.
– Хорошо, я поняла, – кивнула я. – Вы знаете, как зовут воспитателя Юлиной группы? Вообще, ваша дочка дружит с кем-нибудь из других ребят?
– Да она же маленькая совсем! – удивился Павел Олегович. – Маленькие дети, они, наверное, со всеми сверстниками играют…
Ясно, подумала я про себя. Похоже, о Юле мне больше может рассказать ее мать. Мещеряков хоть и любит свою дочь, но явно принимает мало участия в ее воспитании. Жаль только, что Ольга сейчас не сможет ответить на мои вопросы…
– Ну а как зовут воспитателя, сказать можете? – продолжала я свои расспросы.
– Ой, кажется, Любовь Сергеевна… – замешкался Павел Олегович. – Или Степановна… Что-то такое. Фамилию помню, Кручковская. Это точно, а вот отчество запамятовал… Я один раз ее видел, такая солидная женщина, сразу видно, очень опытная. В основном Оля с воспитателями общалась, я же постоянно на работе пропадаю…
– И ваша жена тоже сейчас работает, – тихо произнесла я. – Наверно, ваша супруга – образцовая хозяйка, раз успевает все. И по дому, и в салоне красоты…
– Что вы, Оля совершенно не умеет и не любит готовить! – усмехнулся Мещеряков. – Еще когда мы только начали жить вместе, она пыталась удивить меня обедом… Только ее кулинарные старания едва не обернулись катастрофой. Мало того, она едва не спалила микроволновку – поставила туда готовиться пиццу аж на сорок минут! Ладно, угольки да разбитую тарелку мы выбросили, но вот микроволновку пришлось в ремонт отдавать. Она так расстроилась, Оля моя, когда решила сделать салат, так порезала себе палец. С тех пор я попросил ее больше не готовить… А то страшно – уйду на работу, а приеду, и вместо дома – пепелище.