«Шаромыгой стал». Ей хотелось плакать. У магазинов ей приходилось встречать таких типов, чьи лица приняли стойкий кирпичный цвет. Они были грязными и противными. Просили у прохожих по десять — двадцать копеек. Таких еще называют «ханыгами». Вот и Адиль превратился в «ханыгу». Нахлынувшие воспоминания будили жалость к нему. Не денег ей было жалко. Дать ему — так он пойдет и пропьет их. Дурак, кто пьяного жалеет.
Огонь не разгорелся. Уголь перестал и коптить. Ей хотелось запалить растопку, но сзади стоял Адиль.
— Жрать я хочу смертельно. Слышишь, Марзия? Поверь мне. Пожалей. Ну, дай мне хоть мелочи, ссссу… — Он проглотил ругательство, вызванное бешенством. Его мучил похмельный синдром — тяжелая психическая травма, купленная и выпрошенная.
— Садись, коли голоден. Я сейчас разожгу огонь в печи и что-нибудь приготовлю.
— Нет, Марзия, мне бы только денег. Не беспокойся обо мне.
— Денег у меня нет. Откуда им взяться? Я же одинокая женщина.
— Одинокая? Не такая уж ты одинокая. Что-то не верится. Люди говорят, что ты успела выскочить замуж за нового главного инженера.
— Нет, люди говорят неправду, — сказала Марзия, наблюдая за бывшим мужем. — Но он приходит ко мне. Не тебя же мне ждать.
Тот даже не поморщился. Ему было все равно.
— Поздравляю, ты умеешь устраиваться. А разве у подружки главного инженера денег не водится? Ну, дай же! В долг прошу. Оллаги! Я отдам! В день зарплаты…
Марзия потрясенно молчала. Стыд охватил ее. Она сказала неправду. Перед богом и перед людьми чиста она. Не в чем Адилю, хоть и бывшему, но мужу, упрекнуть Марзию. Почему же лицо от стыда и обиды горит? Своих слов она испугалась. Живой мертвец Адиль — вот он, стоит перед глазами. Услышал из какого-то поганого рта злую сплетню, что она вышла замуж, и это оставило его равнодушным. Деньги пришел просить!
Однако Адиль не был таким бесчувственным, как казалось Марзии. Когда он бесшумно вошел в дом и увидел согнувшуюся у печи жену, ее гибкий стан, то сердце его закричало от горя, от потери. И его грубое поведение было последней защитой отчаявшегося. Нет, чувство не совсем умерло, он это понял. Чуть тлело. Но ничего. Отчаяние с такой силой охватило его, высушило горло…
Нет, ничего ему не нужно, только бы денег, чтобы напиться, забыться. Какой она стала красавицей! Расцвела! Или она всегда была такой, только он не замечал и не ценил ее? Лицо нежное, горит, губы алые, горячие, темные, как вишни. О аллах! Неужели она была его женой, любила его, принадлежала ему? Изумленно смотрел Адиль на жену, и жажда все больше мучала его…
Судьба подарила ему такую девушку, она стала его женой, родила ему толстенького, упругого, как мячик, сына. Был у него авторитет, профессия, хорошая работа. Всего лишился Адиль. И нет человека несчастней его, потому что он сам творец своих несчастий. Он даже не может осознать этого — самая тяжелая пора для него похмелье, когда он ни о чем другом, кроме глотка вонючего портвейна, думать не в состоянии. После первого стакана, который выпивается жадно, залпом, до капли, в глазах его появляется живой блеск, они приобретают осмысленное выражение, опухоль спадает с лица, и он почти похож на нормального человека. И нет никого счастливее Адиля, когда у него есть целая бутылка вина, а в кармане денег еще на два-три пузыря. Никто в такие минуты не равен ему, на самом верху блаженства Адиль. А сейчас только Марзия может его поднять на прежнюю радостную и хмельную высоту, не у кого больше ему попросить денег…
— Я пойду, пожалуй. Дай мне, что можешь.
— Я тебе ничего не дам. И не должна.
— Ладно. В таком случае я поеду в Сунге и заберу у твоих стариков своего сына.
Марзия оцепенела. Она даже слов не нашла от страха. Такое ей и во сне не могло присниться. Не до последней капли, видно, испила она чашу свою.
Первым ее порывом было броситься на этого жалкого и страшного человека, избить его до крови кочергой и вытолкать на улицу. Но он тут же прошел. Стало ясно, что вред будет причинен ребенку. Сохрани его от всякого зла! Если он выкрадет Ермека и увезет так далеко, что о них больше не услышишь и никогда не увидишь, то какие ждут ее дни? Она решила не спорить с негодяем. Схватив со стола сумку, Марзия достала из нее кошелек и швырнула к дверям.