Очки у Антонова чуть не упали. Он прижал их дужку к переносице, трясясь от возбуждения.
«До чего нервный парень! — подумал Нариман. — Так его ненадолго хватит, пропадет. Нервные клетки, говорят, не восстанавливаются. А мы не знаем об этом или забываем, ругаемся то и дело по поводу и без повода. Не бережемся и не бережем друг друга. А кто-нибудь из нас умрет, будем искренне его оплакивать, реки слез прольем. Скажем речь над могилой. За поминальным столом вспомним о достоинствах покойного. «Невосполнимая утрата… Достойно сожаления… Горе… Благородный был человек…» Знакомые слова. Семь дней отметим, взгрустнем, поговорим. Сорок дней отметим, помянем… Будто можно заменить человека словами».
— Товарищи! Здесь не место для взаимных упреков и нападок. Говорите о деле, не задевая личностей, — остановил Нариман открывшего было рот Ахрапова. — Мы собрались здесь не для брани. Что скажет главный маркшейдер? Прошу, Шамиль Шавхатович!
Пожилой человек с худым лицом долго молчал, опустив голову, так что было видно его темя, просвечивающее сквозь поредевшие волосы. Не поднимая головы, он наконец твердо сказал:
— Я присоединяюсь к предложению главного инженера.
— Я не допущу этой анархии, — спокойно сказал Аманкул. — Мы подчиненное предприятие. Пока комбинат не одобрит «идею» главного инженера, даже говорить о взрыве нечего. Вы подумали об этом?
Трудно было понять, чего хочет Ахрапов. Нариман внимательно посмотрел на него. Лет ему уже около пятидесяти, волосы поредели, лицо какое-то пыльное. Говорит уверенно, убедительно. Знает, что говорит. Если эта идея дойдет до комбината, она попадет не кому-нибудь, а Жарасу Хамзину. А Хамзин поддерживает Ахрапова.
— Нет, комбинат в такие дела не вмешивается, — твердо сказал Нариман. — Партия сейчас поддерживает инициативу на местах, и комбинат предоставил нам право самим решать подобные задачи. Мы все коммунисты. Евгений Антонов наш секретарь. Ладно, предположим, что мы отправили наше предложение на рассмотрение руководству комбината. Вопрос не будет решен за день-два. А нам каждый час дорог, не то что день. Следует приступать к делу, не теряя времени.
— Тогда давайте приказ, — холодно сказал Аманкул, но на губах его зазмеилась злорадная улыбка. — Не будем, как раньше, ставить на акте все подписи, время зря терять. Давайте личный приказ. А мы будем только исполнителями.
— Вы не хотите брать на себя свою долю ответственности? Хорошо, будет приказ главного инженера, — спокойно отозвался Нариман.
Выйдя из вагончика, Нариман затоптался на месте, не зная, куда идти. Скрипел под ногами снег. Дул холодный ветер. Только сейчас он почувствовал, как устал. Хотелось лечь и обо всем забыть. Он повернул к востоку и увидел, что вершина Дегереса светится. Нариман сначала не понял, откуда там взялся свет, но тут же вспомнил, что наступило полнолуние. Казалось, только вчера прорезался на небе тонкий серпик месяца, а сегодня уже полная луна. Вот и она, поднимается из-за горы.
Он засмотрелся, как краешек луны выполз из-за горы, увенчав ее светлой короной, которая становилась все больше и больше, пока луна не взошла на небосвод полностью. Нариман смотрел на полнолицую луну, и вдруг перед его глазами встала Марзия. Наваждение! Ему показалось, что Марзия стоит на вершине Дегереса в лунном луче и призывно машет ему рукой. Нариман потряс головой, рассмеялся, опустил уши треуха и, решившись, быстро зашагал к старому зимовью. К луне.
По дороге он старался забыть о неприятностях, о тяжелой, полной недоверия атмосфере собрания. Несимпатичный человек этот Ахрапов. Как с ним бороться? В коллективе случается всякое, редко царит в нем полное согласие, дружелюбие, готовность прийти на помощь, поддержать. Всегда находится такой Ахрапов и все портит. Если его не считать, коллектив хороший. Нариман ведь не требует безоговорочного подчинения, непререкаемой власти. Но он закипает, когда доброму делу ставят палки в колеса. Не для себя же старается. Впрочем, для себя тоже. Он такой же хозяин здесь, как и все работники рудника.
Луна медленно поднималась в небо, становилась все меньше, ярче. На лице ее отчетливо виднелись пятна. В детстве апа рассказывала, что чернеет там ведьма. Перед ней стоит большой мешок с мелким песком. Она сидит и считает песчинки. Когда она готова закончить свою работу, прилетает ласточка, перемешивает песок крылом, сбивает ведьму со счету и улетает прочь. А ведьма все надеется закончить счет — тогда на земле начнется светопреставление. Но старухе приходится начинать все заново, и жизнь на земле продолжается. Так ласточка спасает мир.