— Работенка не тяжелая. Будет тебе одно поручение, от которого и зависит твоя дальнейшая судьба. Выполнишь — будешь и сыт, и пьян, и нос в табаке. А не сможешь — не обессудь. Кроме неприятностей, ничего обещать не могу. Твое право отказаться, пока не поздно. Когда скажу, то уж на попятную не пойдешь, понял? Ну, решай сам. Выбор твой.
— Ладно уж, говори! — вяло согласился Адиль. — Нечего пугать. Сам кого хочешь напугаю. — И взгляд остекленевших глаз устремился куда-то сквозь Ахрапова…
После того как дело стало выясняться, присутствующие оживились. Наконец председатель бюро сказал:
— Товарищей, прибывших из Нартаса и Карасая, просим на время выйти.
Заскрипели стулья, люди поднимались и шли к двери. Первым, страдая от одышки, вышел Оника. Нариман с Жарасом одновременно подошли к двери. Нариман посторонился, пропуская Хамзина вперед, но тот смешался, согнулся и пробормотал:
— Нет-нет, проходите вы.
Голос Жараса дрожал.
В приемной Оника сразу закурил. Он поймал проходившего мимо Наримана за рукав и повернул лицом к себе.
— Ну, а это как будет считаться?
— А что сказать? Старая болезнь и очень неприятная, Константин Александрович.
— Нет, русские об этом говорят так: «Пригрел змею за пазухой». Понял? Вот!
Нариман попытался перевести поговорку на казахский язык. «Не говори — нет врага. Он под горой. Не говори — волка нет. Он под шапкой». Нет, не подходит. Не совсем, во всяком случае. «Враг животных в стороне, враг человека — внутри». Не то, не то…
— Простите, если я помешал вашей беседе. — Жарас смотрел поочередно на них обоих жалкими, затравленными глазами. — Константин Александрович, если можно, я бы хотел сказать вам несколько слов наедине.
Нариман хотел отойти, но остановился, повинуясь знаку Оники.
— Нет, любезный, мне с вами не о чем говорить! Простите!
Онику согнул сильнейший приступ кашля. В такт кашлю кивал головой Жарас, словно надеясь, что после этого Оника сменит гнев на милость. Вытерев рот платком, директор ткнул пальцем в нарядный галстук Жараса.
— Блестит, — сказал он.
Жарас с готовностью улыбнулся. Он был встревожен и не понимал, что хотел сказать этим Оника. Странно повел себя директор. Удивился выходке взрослого и мудрого человека и Нариман. Лицо Оники внезапно застыло, и в глазах появился лед. Он перевел палец с галстука Жараса на его грудь:
— А здесь?!
Он так гневно крикнул, что люди стали оборачиваться на них. В обкоме не часто услышишь такой крик. Встревоженно застрекотала секретарша:
— Товарищи, сохраняйте тишину. Идет бюро.
В это время раздался звонок. Секретарша исчезла в дверях и тут же вышла.
— Товарищи, заходите!
Алмас Зангаров встал, не спеша обвел взглядом всех присутствующих. Потом послышался его глуховатый, низкий голос:
— Бюро вынесло решение: главного инженера Карасанского горно-рудного комбината Жараса Хамзина с работы снять, из рядов партии исключить. Временно исполняющего обязанности главного инженера рудника Нартас Ахрапова Аманкула с работы снять, из партии исключить. Дела обоих передать в суд. Прежнего главного инженера рудника Нартас товарища Данаева Наримана оставить в рядах партии коммунистов. По рекомендации руководства комбината утвердить его назначение на должность главного инженера Карасайского горно-рудного комбината. Товарищ Нариман, подойди и возьми свой партийный билет…
Из горла Наримана вырвался звук, похожий на рыдание. Он невольно закрыл руками лицо.
Он успел на автобус, идущий в Нартас. Вся его жизнь в последний год была полна страхом опоздать на этот автобус, и ни разу он не опоздал. Зато в салоне он чувствовал себя так, словно свершилась большая мечта. Раскаяние, сожаления, грусть, беды остались позади.
Устроившись в кресле, Нариман закрыл глаза. Ему ни о чем не хотелось сейчас думать. Но от дум не убежишь. Никогда. Стоят они перед глазами — Жарас, Аманкул, Бурабаев, Оника, горячо защищавший его, молодой инженер Женя Антонов, который теперь будет работать на месте Наримана, Алмас Зангаров…
Наконец езда его убаюкала. Голова Наримана свесилась набок. Он повернулся поудобней, сунул нос в воротник черного тулупа и ухнул. В горах идет охота на архаров. Он сидит под деревом на утреннем холоде и мерзнет. Рядом лежит ружье. Из мавзолея Домалак-апы выскочил архар и побежал к нему.
Нариман схватился за ружье.
— Дяденька, не стреляй! Не стреляй! — кричит ребенок.