Хоакин Смит продолжал говорить:
— И, — сказал он, — все налоги должны направляться в Н'Орлеан, включая налоги на ваши земли. Половину из них я буду использовать для укрепления государства, но половину вы можете использовать в своем районе, который будет управляться губернатором, которого я пришлю из Селуи, когда город будет взят. Вы больше не Владыка, но в настоящий момент вы можете продолжать собирать налоги, правда, в размере, который я установлю.
Старый Маркус был крайне напуган. Хелл видел, как его борода подрагивает словно гнездо иволги на ветру. Но в нем осталась еще капля смелости.
— Вы ведете себя слишком жестоко, — пробормотал Маркус, вы оставили Пейса Хельма в качестве Владыки Норса и не сняли его. Почему вы наказываете меня? Я ведь сражался за то, что принадлежит мне. Почему вы так разгневаны на меня?
— Я не разгневан, — спокойно сказал Повелитель. — Я никогда не наказываю тех, кто сражается против меня, но моя политика — награждать владык, которые сдались без боя.
Он сделал паузу.
— Таковы мои условия, и я считаю, что они справедливы.
Они действительно были справедливы, подумал Хелл, особенно для людей Ормистона, которые получат половину своих налогов в виде мостов, дорог и колодцев.
— А мои… мои земли? — пробормотал Владыка.
— Сохрани то, что сможешь обработать, — сказал Хоакин Смит спокойно,
— остальное отойдет всем желающим.
Он повернулся, вставил ногу в стремя и ускакал на своей белой кобыле. Хелл внимательно рассмотрел захватчика. Черные волосы закрывали уши, холодные зеленовато-серые глаза и рот, в котором была юмористическая складка. Он был так же высок как Хелл, но более изящно сложен. У Повелителя были могучие плечи и, казалось, ему было не более двадцати пяти лет, во всяком случае, не более тридцати. Хотя Хелл знал, что это — всего лишь магия Мартина Сейра, потому что прошло уже восемьдесят лет со дня его рождения в горах близ Мехико. Хоакин Смит был одет в воинский костюм южных
— рубаху с металлическими чешуйками, короткие, до конца бедра, штаны из сверкающего шелковистого материала и котурны. Его бронзовое тело походило на те статуи, которые Хелл видел в Селуи, и было видно, что его совершенно не интересует, что думают о нем люди. Привлекательный мужчина. Правда, в его лице было что-то вызывающее. Нет, не столько вызов, сколько гордыня или самонадеянность. Он чувствовал себя баловнем судьбы, каким наверняка и был.
Повелитель заговорил снова, теперь обращаясь к своим людям:
— Расположитесь здесь лагерем, — приказал он, махнув в сторону Ормистона. — Не устраивайте разбоев и грабежей.
Хоакин Смит поскакал вперед. Дюжина офицеров последовала за ним.
— В церковь, — приказал он.
Голос, отчаянный, срывающийся голос раздался за спиной Хелла.
— Ты! Это Хелл! Это ты! — Подбежала бледная Вейл, со слезами на глазах.
— Мне сказали, что ты… — Она замолчала, всхлипывая, прижимаясь к нему, в то время, как Энох Ормистон мрачно смотрел на эту сцену.
Хелл обнял ее.
— Похоже, я подвел тебя, — сказал он сокрушенно. — Но я очень старался, Вейл.
— Подвел? Меня это не волнует, — зарыдала она снова. — Меня ничего не волнует, главное — что ты здесь.
— И все не так плохо, как могло было бы быть, — успокаивал он Вейл. — Он оказался не таким злодеем, как я думал.
— Злодеем? — повторила она. — Неужели ты веришь его словам, Хелл? Сначала наши налоги, потом наши земли, а потом наши жизни. Как минимум, жизнь моего отца. Неужели ты не понял? Это ведь был не просто Владыка другого города, Хелл — это был Хоакин Смит. Хоакин Смит! Ты веришь ему?
— Вейл, ты хоть сама веришь в то, что говоришь?
— Конечно, верю! — Она снова начала всхлипывать. — Ты видел, как он победил половину города, когда… когда упомянул о налогах. Неужели он победил и тебя, Хелл? Я не выдержу этого!
— Меня не победить, — поклялся он.
— Он, Черная Марго и вся эта банда! Я ненавижу их, Хелл. Я… Посмотри. Посмотри!
Хелл обернулся. Он видел всего лишь зеленоглазого юношу, который посмотрел на него глазами смерти у ручья Орлиной лапы, скачущего на могучем черном жеребце. Юноша! Внезапно Хелл понял, что это женщина, скорее даже девушка. Восемнадцать — двадцать пять лет? Он не мог бы сказать точно. Ее лицо оставалось неподвижным, когда она оглядывала толпу, выстроившуюся на противоположной стороне улицы. Солнце горело в черном облаке волос, настолько черных, что они отливали синевой — густая, невероятная чернота. Подобно Хоакину Смиту, она была одета лишь в рубашку и очень короткие шорты, но кожаные прокладки защищали ее стройные ноги от контакта с телом скакуна. Удивительной была грация, с которой она сидела на спине лошади. В одной руке поводья, вторая — держит хлыст. Испанская кровь ее матери проявлялась лишь в мягком оливковом цвете кожи и, естественно, в черноте волос.
— Черная Марго! — прошептал Хелл. — Бесстыдная! Полуголая! И что в ней такого красивого?
Словно услышав его шепот, Марго внезапно повернулась. Ее изумрудные глаза скользнули по толпе рядом с ним и он получил ответ на свой вопрос. Ее красота была просто ошеломляющей — дерзкой, кричащей. Это было больше, чем просто чистота линий. Это была жаркая пылающая красота, которая пугала. Складка юмора у рта Повелителя — в ее губах превратилась в насмешку; ее совершенные губы, казалось, в любой момент готовы улыбнуться, но улыбнуться жестко и сардонически. Марго была дерзким и безжалостным совершенством, но, тем не менее, это было совершенство, несмотря на несколько восточный вид, который придавали ей черные волосы и зеленые, как море, глаза.
Эти глаза встретились с глазами Хелла, и он почти услышал щелчок. Он увидел, что Марго узнала его и внимательно осмотрела его могучую фигуру. Он застеснялся, отвел взгляд и украдкой стал смотреть на ее тело, начиная с волос цвета полуночи и кончая котурнами на ногах. Если она, все же, заметила этот взгляд, то ответила на него самой слабой из всех насмешливых улыбок. Марго поскакала к Хоакину Смиту.
Вейл, стоявшая рядом с Хеллом, дрожала. Было большим облегчением заглянуть в ее глубокие, но вовсе не загадочные, голубые глаза и увидеть вполне понятную прелесть ее бледных черт. Ну и что, что у нее нет совершенства Принцессы, подумал он. Она была сладкой, честной и лояльной к тому, во что верила, и он любил ее. Но он не мог забыть о Принцессе на черном жеребце.