1.20
Рабочий день в Deutsche Modeamt подошел к концу. Девушки — швеи, или, как их называли раньше «модистки», расходились по домам. Был конец ноября, и на улицах главного имперского города темнело так рано, что благоразумные фройляйн и фрау мечтали поскорее оказаться дома. Конечно, с появлением гестапо само понятие безопасности, как, впрочем, и индивидуальности, стало весьма условным, но, все же, выбирая между центральной улицей Курфюрстендамм, — ее берлинцы сократили до более легкого Кудамм, — и трамваями, которые в вечерние часы были похожи на быстроногих огромных светлячков, дамы выбирали последнее. Агна задержалась, поправляя брошь в виде скарабея на темно-синем пальто, и увидела в зеркале Магду Гиббельс. Глядя на фрау Кельнер, статная блондинка неспешно приблизилась к ней, и, помолчав, заметила:
— Вы неплохо справляетесь, фрау Кельнер. Для такой молодой женщины, как вы, совсем неплохо…
Супруга министра сделала круг, осматривая лицо и фигуру Агны.
— Я понимаю, что в вас нашел мой муж.
Увидев, как вспыхнуло лицо девушки, она поспешно добавила:
— Не пугайтесь, Агна. Я не в претензии к вам. Напротив, чем больше нового поколения мы создадим во славу рейха, тем лучше. Конечно, вы совсем не похожи на арийку, — рука фрау Гиббельс коснулась светлых волос своей хозяйки, уложенных в высокую прическу, — но глаза у вас… удивительные.
Женщина взяла Агну за подбородок, всматриваясь в ее лицо, и начала новый круг возле жены Кельнера.
— Мне очень жаль, что я не похожа на истинную арийку.
Подбородок Агны устремился вверх, она внимательно смотрела на Магду Гиббельс.
— Да, жаль. Но ваш муж… ваш муж очень красив. И я рада, что он встречается с Ханной Ланг: она блондинка, весьма привлекательна, и хорошо, что вы понимаете, насколько нашему рейху нужны новые люди. Уверена, вы не в претензии в сложившейся ситуации, и понимаете, как это важно для нашей великой страны, — делиться кровью и способствовать появлению на свет большему количеству правильных людей, истинных арийцев.
Фрау Гиббельс посмотрела в зеркало на лицо Агны, медленно закурила сигарету и отвернулась, уходя прочь. Изящный знак рукой, который она оставила на прощание, означал лишь одно — аудиенция окончена, слуги могут идти домой.