Короткая радостная улыбка на миг осветила ее смуглое лицо, и взглядом больших карих глаз она указала на мешок, который, — когда Дану наклонился ближе к земле, — оказался человеком. Дрожащий, в крови и слезах, он что-то судорожно сжимал в руках, и Дану все еще хорошо помнил, как из разбитых губ сгорбленного над землей «мешка», вместе с кровью и слюной вылетали какие-то звуки, похожие на бред сумасшедшего.
— По-мо-по-мо… а-а-а-ааа…
Кац не был сентиментальным, но даже ему стало не по себе, когда он услышал эти, едва похожие на речь, стоны. А когда, присев перед окровавленным человеком на корточки, он различил в его скрюченных до судороги руках тело девушки, Дану почувствовал, как глаза его от изумления становятся больше, и кожа на макушке отъезжает назад. Может быть, именно тогда ему стало жаль этих пришельцев. Может быть.
— Быстрее, быстрее!
Кайла торопила Дану, размахивая руками. Она явно хотела помочь мужу, но не знала, с какой стороны подступиться к троице: дрожащему блондину, чьи волосы и лицо были залиты кровью, девушке, лежавшей у него на руках без сознания и онемевшему в удивлении мужу. Наконец, Дану пришел в себя, оглянулся по сторонам, придвинулся к блондину и попытался забрать у него девушку. Но это оказалось не так легко, как рассчитывал Кац. Мужчина, еще недавно издали показавшийся Дану мешком, с какой-то невероятной силой вцепился в ее тело, притягивая его еще ближе к себе, и закрывая собой от посторонних глаз.
Первая попытка.
Вторая.
Третья.
В растерянности Кац развел руками в стороны и посмотрел на Кайлу, жестом подтверждая, что он ничего не может сделать с этим раненым психом, который отказывался от какой-либо помощи, и только сильнее сжимался в нелепую фигуру, сидя прямо на земле. Если бы не Кайла. Дану молча наблюдал за тем, как она наклоняется к раненому, и что-то тихо шепчет ему в лицо. Блондин пытался отвернуться от Кайлы, но она поймала его голову, и, крепко обняв руками, вынудила посмотреть ей в глаза. Немец дернулся, как от удара, — Кайла задела его раны на висках, не нарочно причиняя ему острую боль, от которой незнакомого Дану мужчину пронзило, словно током. Он слышал, как Кайла, испугавшись, назвала блондина по имени, извиняясь за то, что сделала ему больно, а потом быстро-быстро зашептала ему какие-то фразы, которые Дану не смог разобрать. Должно быть, они успокоили пришельца, потому что он наконец-то разжал руки, пусть медленно и нерешительно, но достаточно для того, чтобы Кац сумел забрать из его скрюченных пальцев девушку.
Взяв ее на руки, Дану удивился тому, какая она легкая. Скосив блестящие глаза на лицо девушки, которое, как и лицо незнакомца, было в крови, он быстро отметил про себя, что она рыжая, и еще скорее побежал к дому. Хотя, если честно, он не рассчитывал, что она жива. Почему он положил ее на большой деревянный стол? Дану не знал. Не мог объяснить. Наверное, сумасшествие пришельца передалось и ему. Он едва успел поправить голову девушки, как в доме послышались торопливые шаги Кайлы и тяжелые, шаркающие — того психа. Когда в ярком свете кухонных ламп показалась его высокая тощая фигура, в голове Дану мелькнул вопрос: как в таком состоянии он смог дотащиться до них, да еще и с девушкой на руках?
Кац чуть не спросил об этом вслух, но Кайла громко крикнула, привлекая его внимание. Вода, полотенца, бинты! И следить за тем, чтобы раненый псих не потерял сознание.
Последним ему совсем не хотелось заниматься, и Дану застыл на мгновение, обдумывая, как лучше отказаться от этой обязанности. Но Кайла крикнула снова, и он побежал. Споткнулся на пороге кухни, и чуть не упал, но, ощущая страх жены, который явно слышался в ее голосе, Дану быстро выпрямился и убежал в комнату.
Когда он вернулся, блондин сидел на стуле, и, не шевелясь, в упор смотрел на рыжую девушку. Изредка он переводил взгляд на Кайлу и на быстрые, уверенные движения ее рук. Посмотрев на немца, Кац поразился взгляду его глаз. Невероятно яркие даже в залитой электрическим светом кухне, они горели каким-то неистовым светом. Белки глаз неровно окрасились кровью, должно быть, от ран на висках, подумал тогда Дану, внимательнее рассматривая блондина, что-то беззвучно шептавшего перед телом девушки, которая все еще была без сознания. А потом случилось то, о чем предупреждала Кайла: псих начал терять сознание. Глаза его медленно закатились вверх, и он бесформенно осел на стуле, свесив руки вдоль тела. Кайла не заметила этого, слишком занятая осмотром рыжей, а Дану, опасаясь гнева жены, все-таки пришлось подойти к блондину, и встряхнуть его за плечи. Но это не помогло, — Кац только замазался кровью, когда от толчка голова психа повернулась в его сторону, оставляя на руке мужчины кровавый, смазанный след. Тогда Дану пришлось, тяжело вздохнув, наклониться над психом, и отхлестать его по щекам, на которых уже была видна мелкая, светлая щетина.
Если бы кто-нибудь спросил Дану, он ответил бы, что приводил нациста в чувство не без удовольствия: удары по щекам были достаточно резкими и сильными, чтобы после нескольких пощечин блондин смог очнуться.
— Слава богу!
Голос Кайлы, полный облегчения, разнесся по кухне легким эхо, и она с улыбкой взглянула на мужа.
— С ней все будет хорошо. И с ребенком тоже.
Кац недоуменно посмотрел на жену.
— С ребенком? Но… — он указал рукой на блондина, подтверждая, что здесь нет никакого ребенка.
— Дану, она беременна!
Кайла на мгновение закрыла глаза, прошептав, как показалось Дану, что-то вроде благодарности, и велела ему отнести рыжую девушку в их спальню. Снова взяв незнакомку на руки, Кац заметил, что ее запястья перевязаны, а рана над бровью обработана какой-то жирной мазью. Им очень повезло, подумал он, что Кайла — профессиональный врач. И пусть сейчас, благодаря новым порядкам, она не могла работать по профессии, и нанялась домработницей в дом этих богатых нацистов, врачом она была хорошим. И если Кайла сказала, что с девушкой все будет хорошо, значит, это правда. Дану осторожно уложил девушку на кровать и вернулся на кухню, где на этот раз его жена ухаживала за раненым психом.
Он знал, что блондину хорошо досталось еще до того, как Кайла сказала, что его голова сильно разбита. Женщина легко двигалась вокруг раненого, умело обрабатывая раны сначала на одном, а потом на другом виске. Когда Кайла уже заканчивала бинтовать голову блондина, который по ее словам был не кем-нибудь, а самим Харри Кельнером, в доме которого она работала, псих вдруг странно дернулся и посмотрел на Кайлу снизу вверх, долгим, неотрывным взглядом. Губы его что-то шепнули, и из внешнего угла глаза быстрой строчкой вниз побежала капля. Дану видел, как Кайла взглянула на блондина и прошептала:
— С ней все хорошо. Агна жива, и ребенок тоже.
Псих еще немного посмотрел на Кайлу, а потом закрыл глаза и улыбнулся, коротко кивнув. Лицо его сморщилось от боли, что могло значить, что адреналин, бушевавший в крови все последние часы, начал утихать. Кельнер явно хотел что-то сказать, но не смог, и, опустив взгляд вниз, удивленно рассматривал свои запястья, которые были перевязаны в точности так же, как у Агны. Закончив, Кайла положила на кухонный стол остатки бинта, и оглянулась на Дану, который и без слов понял все: белого психа нужно было отвести в спальню и тоже уложить на кровать.
Если бы не Кайла.
Крякнув под тяжестью Кельнера, который неожиданно для Дану оказался очень высоким, — хотя может быть, так ему показалось в сравнении с его собственным ростом, — Кац медленно повел его в направлении своей супружеской спальни.
Уложив длинного психа на белое покрывало, и поморщившись при виде двух перевязанных людей, неровно дышавших рядом друг с другом на их с Кайлой кровати, Дану вышел из комнаты и облегченно вздохнул. Странно, что он так устал, ведь на самом деле с того момента, как они обнаружили недалеко от дома эту пару, прошло чуть больше часа. Дану снова выругался, напоминая себе, что это не просто «пара», а пара нацистов. Стало быть, у бога все хорошо с иронией, если в Рождество он привел их сюда, в еврейский дом. И заставил Дану помогать им.
— Спасибо! — Кайла обняла и поцеловала мужа. — Они хорошие люди, поверь мне. Это о них я тебе рассказывала.
— Они нацисты! — прошипел Дану, и осекся, замечая печальный взгляд жены.
— Вряд ли настоящие нацисты берут на работу бедную еврейку в отличие от всех остальных, — Кайла строго посмотрела на мужа. — Не будь дураком, Кац. Если бы не они, мы бы давно умерли с голоду!
Она отошла от него, побросала в медицинский лоток инструменты, остатки ваты, бинтов и пластыря, и вышла из кухни, зло стуча каблуками туфель.