— Па-па.
Кельнер непонимающе взглянул на Ханну.
— Ну же, Харри! Теперь ты и загадки разучился отгадывать?
Глаза Ланг горели насмешкой.
— Мне, как ты говоришь, известно кое-что, как раз то… — ее пальцы медленно развязали пояс халата, а потом пробежали по груди Кельнера, быстро снимая с его плеч пальто и плотный пиджак, остановились на шее и снова побежали вниз, расстегивая маленькие белые пуговицы рубашки. — …что тебе нужно. Ты знаешь, кого называют «папой»?
Ханна рассмеялась, глядя на замкнутое лицо Харри.
— Хочешь, я дам тебе подсказку?
Ее поцелуй оставил на шее Кельнера красный след от помады, и она довольно улыбнулась, когда услышала хриплое:
— Хо… хочу.
— Там я ношу белый халат, а «папа»… придумал все, что там есть.
«Мне страшно рожать малыша здесь, Харри!».
— Лагерь Дахау? Эйке? — Кельнер отодвинул от себя Ханну, приподнимая ее лицо за подбородок. — Это он готовит что-то страшное?
Красавица кивнула, снова обнимая Харри.
— Им кое-кто мешает, мой дорогой. Им мешает Рем… и они готовы его убрать.
Ханна в замешательстве посмотрела на мужчину, и снова улыбнулась.
— Но не будем о грустном. Это их игры, пусть делают, что хотят. А я буду делать то, что хочу я.
Ее рука легла на обнаженную грудь Кельнера и начала медленно спускаться вниз.
«Я боюсь рожать ребенка… это мое личное дело!».
— Я хочу тебя. А она… она тебя хочет?
Ланг расстегнула пояс его брюк и страстно поцеловала Харри в губы.
Нет.
Харри обнял Ханну и ответил на ее поцелуй.
Ты должен быть дома!
Ступеньки лестницы скрипнули под его тяжелым шагом, и затихли. В правой руке Эдварда узким лучом засветился карманный фонарь. Ступая как можно тише, он обошел все комнаты второго этажа, начиная со спальни. Ничего. И никого. Его Эл исчезла. Улица Принца Альбрехта, 8.
Где Эл?
Человек в черной форме, проследив за взглядом блондина, подошел к стулу, на котором сидела Элисон, и ударил коленом по его спинке, отчего она странно выгнулась вперед, неестественно выгибая спину девушки. Скованные за спиной руки Эл напряглись еще сильнее, до предела, из ее груди вылетел хрип.
Ну да, а я — сам Гиринг!
Schweigen! Schweigen! Schweigen!
Это похоже на клятву, не так ли?
Агна делает глубокий вдох и закрывает глаза.
Посмотри, посмотри на меня! Посмотри на меня своими глазами!
Нервное дыхание Гиббельса обдает ее жаром, а влажные поцелуи оставляют на коже слюну. Не веря собственной удаче и совершенно обезумев, он пытается руками, взглядом и губами охватить как можно больше тела Агны, и от дикого вожделения его трясет, словно в лихорадке. Вот Агна открывает глаза и смотрит вверх, вытягивая шею. Горячая слеза катится по ее щеке и падает вниз. В приступе страсти карлик сжимает ее лицо обеими руками, с силой опускает вниз вздернутый подбородок… Ее спина неестественно выгибается вперед, Эдварду остается до нее пара шагов, он хватает Гиббельса за воротник пиджака, стягивая его на худой шее министра… Жажда душит Милна, как удавка. Тело Себастьяна Трюдо скорчено судорогой на холодном песке.
Ты хочешь жить, мальчик?
Плеть в руке Гиринга заносится над ним, но он не чувствует удара. Только кивай головой Себ, только кивай головой. Рейхсмаршал смотрит на него черными глазами и безумно хохочет, а там, справа от него, они мучают Эл. Себ переводит взгляд на Гиринга, — по лицу министра потоком бежит кровь, марая парадный, белый мундир.
Его любимый, такой никто еще не носил!
Женщина опускается на колени перед маленьким Херманном, ласково гладит его по волосам.
Мой дорогой сын станет великим человеком. Или великим и добрым, или великим и злым.
Гиббельс склоняется над обнаженной Элис. Его Элис!
Эдвард тянет к ней руку, но горло ссохлось от жажды, язык отказывается ему служить.
Хрип-хрип-хрип…
Ты хочешь жить, мальчик?
Концом свернутой плети Гиринг приподнимает за подбородок голову Себастьяна Трюдо.
У тебя кровь, что случилось?
Эдвард прикасается к разбитым вискам. Слишком много крови! Она бежит красной волной на его руки, на холодный ночной песок… яркий прожектор бьет потоком света ему в глаза. Справа от него в голодном безумии трясется овчарка.
Что ты хочешь, мальчик?
Он хочет, чтобы Эл отпустили.
Ответ неверный, Эдвард Милн. Скажи мне лучше, а она тебя хочет? Светлые волосы Ханны Ланг выглядят совсем белыми в свете лагерного прожектора. Она смеется, глядя на Кельнера и на его потрескавшиеся от жажды губы.
«Я боюсь, Харри! Ты хочешь воды?Ты должен быть дома!».
Ланг склонилась над ним, закрывая обзор.
— Ты хочешь воды?
Кельнер рывком садится в постели, одним резким движением прижимая Ханну за горло к белой простыни. Она хрипит, бьется в испуге, и он ее отпускает.
— Харри, что с тобой?!
Ее глаза блестят, она ничего не понимает, только пугается, и молча наблюдает за тем, как он быстро поднимается с постели, натягивает брюки и рубашку, поднимает с пола пиджак, пальто, ботинки. Хлопок по карманам, кивок светлой головы и, несколько секунд спустя, — шум отъезжающей от дома машины.