Эдвард обыскал все ближайшие переулки и арки. Подъезжая к светофору, он вдруг понял, где может быть Элис, и, не дожидаясь зеленого сигнала, круто развернул машину, оставляя за собой след от шин, сумасшедший слитый звук автомобильных клаксонов и недвусмысленную ругань водителей.
Кайла открыла дверь и поежилась от порыва ветра. Перед ней был Кельнер. Задыхаясь, он пробовал что-то спросить, но дыхание было слишком сбивчивым, и он долго тянул только одну букву: «Ааа…!». Она подумала, что он снова ранен, и шагнула ему навстречу, но он вытянул руку вперед, останавливая ее. Наконец, у него получилось договориться с собственными легкими, и он хрипло выдохнул:
— А…гна… здесь?
Кайла обеспокоенно покачала головой.
— Ее здесь нет, герр Кельнер. Если хотите, осмотрите дом.
Она уже развернулась, отступая в сторону и пропуская Харри вперед, но он, отмахнувшись, пошел прочь. Мотор «Мерседеса» взревел, Кельнер умчался прочь.
…Он искал ее всю ночь, но так и не смог найти, снова и снова, как заезженную пластинку, повторяя одни и те же вопросы: «Куда ты пошла? Куда ты могла пойти?».
Не различая времени, Эдвард кружил на машине по беспокойно спящему Берлину. Солнце проснулось и разбудило первых людей, медленно ползущих по тротуарам улиц, а он, смотря на себя в зеркало, начал говорить сам с собой. Получалась, конечно, одна чушь, — невразумительная, как у пьяного. Бензина в баке не осталось, и мотор «Мерседеса» заглох, не довезя водителя до дома. Выйдя из машины, Милн со всей силы пнул колесо автомобиля, зашипел от боли в ноге и поплелся домой.
Поднимаясь по лестнице, он думал о том, где сегодня станет искать Элис, и застыл на верхней ступени, глядя на приоткрытую дверь спальни, где Эл, стоя посреди комнаты, разбрасывала в разные стороны свою одежду.Сделав вдох и выдох до предела легких, Эдвард резко зашагал в сторону спальни, но, будто передумав, остановился на пороге, достал сигареты и закурил, сквозь дым рассматривая фигуру Элис, завернутую в белое полотенце.
В свете раннего солнца, уже заглянувшего в окно, ее мокрые волосы казались темнее обычного, а вода, собираясь на кончиках, падала вниз, оставляя бесцветные, блестящие капли на плечах и спине Элис.
— Может, объяснишь, что происходит?
Вздрогнув от голоса Милна, Эл молча продолжила разбирать одежду.
— Агна?
Эл, не взглянув на Эдварда, вернулась к раскрытому шкафу. Остановившись перед ним, она упорно делала вид, что рассматривает одежду, и по-прежнему чувствовала на себе взгляд Милна. Пристальный, в первые минуты он медленно осматривал ее, а теперь застыл в одной точке на спине Эл, — между лопаток, на небольшом пространстве нежной кожи, прикосновение к которой всегда действовало на Элис успокаивающе. Милн, конечно, знал об этом. Именно его прикосновение к этой точке всегда утешало ее, помогая ей дышать и легче переживать острую боль.
Элис заставила себя стоять на месте. Смотреть на Эдварда она не могла.
Одна минута.
Две.
Три.
Пять.
Надежда на то, что Милну надоест ждать, и он просто уйдет, оставит ее в покое, не оправдалась. Он был здесь, за ее спиной. Безмолвный, как всегда бесшумный, злой и надменный. Закрыв глаза, Элис сделала глубокий вдох и такой же глубокой, очень медленный, выдох. Не поворачиваясь, она, как можно спокойнее, произнесла:
— Выйди, мне нужно одеться.
Фраза прозвучала так, как хотела Эл: отстраненно, спокойно, холодно. И это можно было бы считать маленькой победой или свидетельством того, что она смогла успокоиться, если бы ее рука, которой она держалась за шкаф, не дрогнула, выдавая невероятное волнение. Посмотрев на руку, Элис резко вытянула ее вдоль тела, но тут же схватилась за узел полотенца, завязанного на груди.
— Одеться? — Милн переспросил так, будто стал глухим. — Ты убегаешь из ресторана, не сказав ни слова, неизвестно где проводишь ночь, появляешься утром и говоришь, что тебе «нужно одеться»?! Я объехал весь город, пока искал тебя!
— Выйди!
Эл бросила на Милна блестящий взгляд, отвернулась, сорвала с плечиков блузку и брезгливо посмотрев на нее, швырнула на кровать.
Старательно размяв сигарету в пепельнице, оставленной на тумбочке с той стороны кровати, где он спал, Милн, быстро взглянув на Элис, подошел к ней и грубо схватил за руку, разворачивая лицом к себе.
— Какого черта, Эл?!
От неожиданности ее повело в сторону, и она наконец-то посмотрела на Милна, хотя в этом взгляде было больше растерянности и удивления от грубого жеста, чем злости. Элис поморщилась от боли, и нервно сглотнула, спрашивая хриплым, сорвавшимся голосом:
— Ты спал с Ханной, когда мы были женаты?
Хватка на руке ослабла, Эдвард беспомощно и нелепо оглянулся по сторонам, опустил голову вниз, потом вдруг резко поднял ее, и посмотрел на Эл.
— Да.
— Когда?
— Ли́са, не надо.
— Когда?
Она вплотную приблизилась к нему, схватила за рубашку, и потянула вниз.
— Это ничего не значит!
— Когда?
Милн шумно вздохнул и медленно произнес:
— В тот вечер, когда ты потеряла ребенка.
Повисла долгая пауза.
Милн видел, как в глазах Элис собираются слезы, — словно мелкие волны у моря, с каждым мгновением они становились все больше и больше, а потом вышли за край, — прозрачные, соленые и горячие.
— Прости меня! — зашептал Эдвард, проводя дрожащими пальцами по ее щеке.
— Не смей называть меня «Ли́са», так звал меня только Стив!
Встряхнув Милна, — как ей показалось, сильнее, — Элис другой рукой схватилась за полотенце, которое уже сползло вниз, обнажая ее маленькую, красивую грудь. Взгляд Эдварда загорелся, и он застыл на месте, завороженно глядя на Эл. Глаза его с великой, печальной нежностью медленно скользили по фигуре и груди Элис, по ее светлой, нежной коже. Не смея коснуться, Милн приблизил руку к плавному плечу девушки, но когда она, смутившись, поправила полотенце, он отвел глаза в сторону. Элис отпустила Эдварда, и его рубашка теперь выглядела так, будто из нее хотели надуть воздушный шарик, но ткань оказалась слишком тяжелой для этого, и, зря скомкав, ее бросили и убежали дальше, в поисках более подходящего материала.