Под стенами уже рычали собравшиеся там добрые жители Толозы. Гул стоял такой, что казалось ураган надвигается. Мы стояли у запертых ворот не живы ни мертвы от радости — спаслись! Выковырять аквилонский отряд из цитадели торгашам и мастеровым не по силам, а скоро появится граф Раймон со своими дворянами и…
— И — что? — Люксэ посмотрел на меня яростно. — Ламбер, ты хоть понимаешь, что это было не просто стихийное возмущение? Откуда в городе верховые латники? Вооруженные не хуже любого рыцаря? Почему простецы взялись за ножи и действовали так слаженно, словно нападение на нас было заранее спланировано? Боги милостивые, мы теперь взаперти… Сотник, разберись с ранеными, потом живо ко мне!
А чего мне разбираться с ранеными? Я ж не лекарь какой, я солдат короля. Кликнул нашего митрианского жреца, целительскому искусству обученного, в его распоряжение отдал восьмерых девок, из шлюх обозных, что при цитадели целыми днями ошивались, себе на приданое пышными телесами зарабатывая. Жрец поморщился, но возражать не стал — у девок не только главная принадлежность потаскух, но и руки при своем месте были: умели с ранами возиться, не первый год при войске состоят, насмотрелись.
Целыми и невредимыми у нас осталось семьдесят два человека, способных держать в руках меч. Шестнадцать погибли в городе или были пленены, четырнадцать ранены, кто тяжелее, кто легче. Продуктовых запасов — на пять седмиц. Ну, лошади еще есть, а сена два полных сарая… Воды — девять полных бочонков. Если экономить, все припасы можно растянуть до первой зимней луны. А ключи от амбаров я спрячу, чтоб никто в искушение при случае не впал.
Подбежал десятник, из наших — боссонцев. Лицо красное и встревоженное:
— Ламбер, тебя их светлость немедля требует. Чтоб бегом! Раймончик припожаловал, говорить хочет.
Бегом не побегу, набегался уже сегодня вдоволь. Но поспешить — поспешу.
Забрался по крутой лестнице на тяжелый квадратный барбикен. Люксэ со всеми дворянами уже тут. Арбалетчики за зубцами спрятались, болты на ложах, тетивы натянуты. Стрелки приказа ждут. А под стеной, на открытом пространстве меж домами и цитаделью, рог боевой истошно орет. Знакомый сигнал — к разговору нас вызывают.
Точно, десятник не ошибся. Граф Толозы Раймон VI собственнолично, с охраной в виде пяти гербовых рыцарей, оруженосцем и герольдом. Под развернутым знаменем — на красном поле золотое четверолистье, вроде как крестообразный клевер, окруженный двенадцатью золотыми горошинами: герб светлейшего графа.
Граф немолод, за пятьдесят лет перевалило, но волосом доселе не поседел, стать сохранил — худощав и гибок. Рядом с ним сын и наследник его — точное подобие папаши, разве что выглядит совсем юным. Смотрят снизу уверенно и с едва заметной насмешкой. Что мол, северяне, попались?
— …Прибыл я к тебе, достойный граф Люксэ, друг и дальний родич мой, вопросить, отчего слуги короля нарушили спокойствие моего города и подданных, почему бросились на них с оружием и убивали невинных? — прозвучало из-под стены. — И хочу получить разумный и скорый ответ.
Люксэ аж рот открыл, такого не ожидал. Оказывается, мы теперь во всем и виноваты. Нашел крайних!
— Я призван королем оберегать достоинство и жизнь всех подвластных Трону Льва людей! — проорал Люксэ так, что сидевшая на соседнем зубце башни ворона сердито каркнула и взлетела, уронив перо из хвоста. — В городе случился бунт, распаленные проповедями фатаренов жители Толозы напали на митрианский монастырь… Я, следуя данному королем и великим герцогом Пуантена праву, был вынужден оборонить монахов от нападения! Но твои горожане, Раймон, атаковали гвардейцев короны, многих убили и ранили! Именем короля я требую, чтобы ты отыскал виновных и достойно наказал их!
— Бунт? — невинно улыбнулся Раймон. Было видно: он нарочно ищет ссоры. — Где бунт? Какой? В замок Нарбонет явились с жалобой лучшие люди города, достойные вигуэры и старшины цехов. Сказали, что ты мечами своих солдат убиваешь безоружных, покушаешься на любимых народом благочестивых проповедников! Мне донесли, что монахи из обители Посоха Эпимитриуса надоумили тебя показать силу! Их вина доказана и теперь имущество монастыря подлежит проскрипции в пользу… в пользу города и всех, кто пострадал от твоих безрассудных действий!
«В пользу города, ждите, как же, — мелькнула у меня мысль. — Сам, небось и наложил лапу на сокровищницу обители! То-то твои копейщики там мелькали…»