Подданные стран Заката всегда были исключительно веротерпимы. Но не теперь.
Мы, конечно, ждали выступления фатаренов, но не могли представить, что мятеж всего за несколько седмиц примет столь впечатляющие масштабы и что бродячих проповедников открыто и неистово поддержат крупные феодалы Полудня. Впрочем, приграничный Пуантен и в прошлом был настоящим рассадником смуты и вольнодумия, но до прямого противостояния с Троном Льва дело доходило крайне редко. Вспомним, что почти полтора столетия назад владыки Пуантена заявили о выходе из состава Аквилонии — герцогам Гайарда не понравились действия короля Арнульфа V, который серьезно ограничил их самостоятельность. Арнульф долго не раздумывал и моментально отправил на усмирение бунтовщиков три пеших легиона, каковые быстро вразумили Великого герцога, доходчиво растолковав, что Аквилония — единая страна и неподчинение Трону Льва чревато крупными неприятностями. С тех пор в Пуантене случились два Рокода мелких баронов, окончившиеся ничем. Королевская гвардия быстро остудила горячие головы провинциальных дворянчиков и мятежные замки прямиком перед началом штурма самым коварным образом капитулировали — сдавшийся участник Рокода прощается и его не наказывают.
Первое известие о начале мятежа мы получили десять дней назад и, как ни странно, вовсе не от Латераны — на сей раз знающего все и обо всем барона Гленнора и его тайную службу неожиданно опередили. Об этой истории придется рассказать особо.
Тем утром в Тарантию приехал Просперо Пуантенский, доселе остававшийся в Гайарде и пытавшийся навести порядок в своем герцогстве. Впрочем, запретить фатаренские проповеди ему так и не удалось — бароны отказались изгнать еретиков, обосновав это решение тем, что «Совершенные» ведут чистый и скромный образ жизни и имеют большое влияние на умы простецов, а коли мужланы вступятся за подвергнутых гонениям жрецов, бунта не миновать. Пусть уж верят, во что хотят — учение пророка Мэниха никакими законами Аквилонии не запрещено, каждый вправе сам выбирать в какого бога веровать и каких проповедников слушать.
— …Ты спи пока, — Конан соскочил с супружеского ложа на самом рассвете и начал быстро одеваться. За дверью его ждал гвардеец-посыльный, сообщивший о прибытии Просперо. — Дженна, я поговорю с Леопардом и приду в малахитовую гостиную. Спи, еще слишком рано…
Дверь в спальню затворилась.
Ничего себе — рано! Сквозь ажурные решетки, прикрывавшие окна замка короны вовсю пробивались лучи солнца поднимавшегося над острыми крышами домов Тарантии. Я родилась в Пограничном королевстве, в большой семье уважаемого купца, и с детства усвоила непреложный закон — чем больше спишь, тем больше потеряешь.
Раз и навсегда привыкнув к самостоятельности, я не выношу назойливую прислугу. В отличие от сиятельной королевы Чабелы (между прочим, после войны Алого Камня мы с Чабелой стали близкими подругами), всегда окруженной шумной толпой камер-дам и служанок, я предпочитаю одеваться сама и готовить первый завтрак своими руками. Поэтому в личных покоях короля обустроена небольшая кухонька с запасом зелени, фруктов мяса и вина, а заодно и с удобным очагом.
Конан надо мной посмеивается и говорит, что между стряпухой и королевой существует огромная разница — по крайней мере старая поговорка гласит, что «королевам изменяют с кухарками, но никогда — с королевами». На этот пошлый намек я сразу ответила, что если я буду совмещать в себе достоинства и королевы, и кухарки, то его киммерийско-аквилонскому величеству вообще не придется изменять жене. Он и не изменяет, что странно: в прежние времена варвар блудил направо и налево. Умный Хальк Юсдаль, скорее всего прав, утверждая, что Конан меня любит. Впрочем, я и сама это знаю.