Двери открылись, и охранник с автоматом приветствовал их поднятой вверх рукой.
— Ну чего? — спросил Тернбул по-русски.
— План работы. — Охранник нетерпеливо прищелкнул пальцами. — В каком вы зале?
— О! — Тернбул понизил голос до заговорщицкого шепота. Охранник нахмурился. — Видите ли, наш директор ждет завтра важного гостя, а в его кабинете уборка назначена только на завтра. Вы же знаете, как хозяйственное руководство относится к нарушению распорядка, даже когда речь идет о директоре. Поэтому он заплатил нам наличными, чтобы мы у него прибрались. Я отдал треть Миронову, а это вам. Так что забудем про план работы, жить-то надо, верно?
Охранник подмигнул и с готовностью взял хрустящую пачку банкнот, которую совал ему Тернбул.
— Понял, — сказал охранник и отступил назад. — Вы знаете, как идти?
— Дальше по коридору, так?
— Верно. Последняя дверь направо, перед поворотом. Если кто чего спросит, скажите, Саша разрешил. Я все улажу.
— Спасибо.
Они направились в административно-производственный блок, располагавшийся в северной части здания и занимавший едва ли не половину верхнего этажа. Хотя эти помещения и коридоры были закрыты для публики, их убранство было столь же богатым и пышным, как и во всем остальном здании, — изощренно инкрустированный паркетный пол, стены, украшенные замысловатой лепниной, необычайной красоты хрустальные люстры, такие огромные, что, казалось, они были готовы сорваться с потолка и напоминали ветви, согнувшиеся под тяжестью спелых плодов.
На пути им попался еще один охранник, который поглядел на их бирки и спросил, куда они направляются. Одно лишь упоминание Саши моментально удовлетворило и успокоило его, и Том мысленно поблагодарил Тернбула за его познания в сфере русских традиций, и в частности знакомство с таким ключевым российским понятием, как взятка.
Пока они шли по коридору, Тернбул переводил таблички и надписи на дверях и наконец остановился у двери с надписью «Отдел истории и реставрации архитектурных памятников». Дверь была заперта.
Тернбул кивнул, а затем расстегнул спереди молнию на своей спецовке. Он сунул руку за пазуху и с громким треском отодрал липучку небольшого несессера, который был закреплен лямками у него на груди. Именно на содержимое этого несессера среагировал металлодетектор на входе. Том не удивился тому, что, убрав несессер, Тернбул не стал от этого менее толстым.
Том натянул перчатки и достал из несессера два инструмента: заостренный стальной штырек, предназначенный для отжима запорных лисок, и торцевой гайковерт, который вставляется в замочную скважину под штырек и поворачивается, как обычный ключ, когда все лиски подняты.
Вместо того чтобы тратить время на нащупывание и отжим всех лисок по одной, Том вставил штырь и принялся резко дергать его вверх и вниз, оттеснив все лиски. Одновременно он приложил тщательно выверенное усилие к импровизированному ключу, добившись того, что все лиски одновременно сдвинулись от центра и уже не могли занять положенное место.
Этот способ, именующийся «зачисткой», чрезвычайно труден для освоения, поэтому применяется весьма ограниченным кругом взломщиков и воров. Преимущество его, которым и воспользовался Том, состояло в возможности почти мгновенно открыть замки, на взлом которых обычно требуется потратить несколько минут.
И дверь открылась.
Глава 71
Кабинет Бориса Христенко, Эрмитаж
9 января, 22.52
Борис Христенко сидел в своем кабинете, не зажигая света. Он уже до крови обкусал все ногти и теперь переключил внимание на шариковую ручку, которую ожесточенно жевал. Когда он перекладывал ее из одного угла рта в другой, прозрачный корпус ручки наполнялся мутноватой жидкостью.
Сердце бешено колотилось в груди. Где-то булькнуло в трубе, и он дернулся, подскочил, на мгновение не сомневаясь, что это означает неминуемое появление разъяренной своры милиционеров. Он уставился на дверь вытаращенными от ужаса глазами, но все было тихо.
Облегченно вздохнув, он снова откинулся в кресле, со скрипом балансируя на задних ножках, и закрыл глаза, пытаясь анализировать то, что произошло за последние несколько часов, то, что он собственными глазами видел на Сенатской площади.
Милиция примчалась туда не за ним, разумеется. Слава Богу, не он, а какой-то несчастный человечишка томится сейчас в сыром тюремном подземелье, и по его лицу хлещут хвостами тюремные крысы, а быть может, и прохаживается кованый сапог охранника.