— Начало? — Послышался смех. — Почему это? Теперь все в порядке. Этот был последний, кто что-то знал.
— Его убили. В собственной постели.
— За то, что он сделал, ему и этого мало, — последовал равнодушный ответ.
— Ему отрезали руку.
— Отрезали? — Тон стал серьезным. — Кто?
— Кто-то, кому что-то известно.
— Этого не может быть.
— А зачем еще это делать?
Молчание.
— Я дам знать остальным.
— Это не все. Вмешались британские спецслужбы.
— Я дам знать остальным. Надо встретиться и все обсудить.
— Они работают кое с кем.
— С кем же? С Кассиусом? Мы поймаем его раньше, чем он хотя бы на шаг продвинется. Он уже несколько лет ходит вокруг да около и все без толку. И все остальные так же.
— Нет, не с Кассиусом. С Томом Кирком.
— Это сын Чарлза Кирка? Который ворует картины?
— Он самый.
— Пошел по стопам папаши? Как трогательно.
— Что мне делать?
— Присматривайте за ним. Куда ходит, с кем встречается.
— Так выдумаете, он может…
— Ни в коем случае, — оборвал его голос, — слишком много воды утекло. След остыл. Даже для него.
Глава 14
Кларкенуилл, Лондон
5 января, 20.35
Том никогда не обременял себя собственностью. В этом не было ни нужды, ни смысла: за последний десяток лет он едва ли две недели прожил на одном месте. Он привык видеть в этом плату за возможность всегда быть на шаг впереди закона.
И эту цену он охотно соглашался платить, потому что в любом случае собственнические интересы были ему чужды. Он занимался этим делом, потому что любил риск и потому что чувствовал себя профессионалом, а уж никак не потому, что надеялся на склоне лет наслаждаться комфортом и достатком. Если бы деньги не были единственным способом подведения итогов, он бы работал бесплатно.
Поэтому он вполне сознавал значение тех вещиц, которые приобрел недавно на аукционе для своей квартиры. Это был первый осязаемый знак, что его жизнь, возможно, наконец изменилась. Что у него теперь есть не только чемоданчик с одеждой, который можно было подхватить и свалить из города при первых же признаках опасности — туда, куда его, профессионала-наемника, занесет ветер удачи. А теперь у него появился дом. Корни. Обязанности. «Обстановка» для Тома была индикатором, первым свидетельством «нормальности», которой он так долго жаждал.
Так, гостиная — большая открытая комната с колоннами из литого железа и частично стеклянной крышей — была обставлена простой мебелью обтекаемого современного дизайна из темно-серой ткани и матового алюминия. Полированный бетонный пол был устлан турецкими килимами девятнадцатого века — плетеными ковриками с ярким геометрическим рисунком. По стенам кое-где висели полотна эпохи позднего Ренессанса, преимущественно итальянские; каждое особым образом подсвечено. Жемчужиной коллекции был блестящий татаро-монгольский стальной шлем тринадцатого века, стоявший на сундуке посреди комнаты и угрожающе взиравший на всех, кто оказывался поблизости.
— Что-то Арчи не торопится. — Доминик вопросительно оглядела комнату.
— А разве он тебе не сказал? — Том поднял голову от духовки. Лицо у него раскраснелось от жара.
— Дай-ка угадаю. Он предпочел карты, а может, собачьи бега или скачки?
— Первое, — засмеялся Том, — по крайней мере он последователен.
— Поверить не могу, что ты мог полагаться на такого необязательного человека.
— Да, вся штука ведь в том, что в работе Арчи никогда не ошибался, ни разу. Он может забыть про собственный день рождения, но досконально знает систему сигнализации всех музеев от Лондона до Гонконга.
— А азартные игры? Это тебя не беспокоит?
Том пожал плечами:
— Ему виднее, на что потратить свое свободное время.
— А нам виднее, как оградить его от неприятностей.
— Такого человека, как Арчи, нельзя контролировать, — пожал плечами Том. — Чем больше говоришь ему «не делай», тем сильнее ему этого хочется. К тому же азарт ведь часть его профессии, а ставки при игре в карты намного ниже, чем когда мы с ним… ну, ты знаешь.
Доминик кивнула, в глазах блеснуло восхищение. У нее была страсть к историям об их «боевых подвигах», которой Том по мере возможности старался не потакать. Он переменил тему:
— Так что ужин на двоих. Можешь отказаться, если хочешь, — пошутил он.