— Откуда я знаю, — огрызнулся Виджиано, — тут две железные двери.
Он отступил на шаг, и к глазку подошел Бейли.
— Она машет руками, — нахмурился он, — словно хочет, чтобы мы ушли.
— Откроем дверь — разберемся, — оборвал его Виджиано.
— Вы уверены? — осторожно спросил Бейли. — Она явно не хочет, чтобы мы ее открывали. Может, позвать сюда ребят из полиции?
— Да плевать мне, что она хочет, — взорвался Виджиано. — Что я, зря полчаса на морозе торчал?
— Сэр, я правда думаю, что мы должны сначала все проверить, — настаивал Бейли. — Иначе она не стала бы так сигналить. Может, нам стоит сначала наладить с ними связь, узнать, что случилось?
— Это и ежу понятно, что случилось, Бейли. Какой-то ублюдок их там запер. И чем скорее мы их освободим, тем скорее я приму душ. Васкес!
Пожав плечами, Васкес отодвинул засов и открыл первую дверь. Но прежде чем он успел открыть вторую, раздался крик Бейли:
— Подожди!
Бейли посветил фонариком в смотровое отверстие второй двери, и все увидели, что все окошечко закрыто белым лоскутком, на котором в спешке и, похоже, черным карандашом для подводки глаз было нацарапано: «Вы нас всех убьете».
— Что за черт… — начал Виджиано, но тут надрывно, согнувшись в три погибели, закашлялся Васкес.
— Газ, — прохрипел он, — уходите… газ.
Бейли подхватил его под мышки и потащил к выходу; последнее, что он увидел, оставляя комнату, было прильнувшее к смотровому окошку женское лицо с большими, округлившимися и покрасневшими глазами. Потом она упала.
— Уходите все! — кричал Бейли, подгоняя готового упасть Виджиано.
Им удалось выйти через заднюю дверь, бойцы из группы захвата выбежали еще раньше их и жадно глотали свежий морозный воздух.
— Что случилось? — подбежал к ним шериф Хеннесси. Он весь покраснел, лицо его выражало крайнюю озабоченность.
— Ловушка, — выдохнул Бейли, передавая Васкеса подоспевшим медикам. Потом оперся руками о колени и постарался отдышаться.
— Ловушка? — переспросил Хеннесси, с беспокойством оглядываясь на вход. — Как так?
— Какой-то газ. Открыли дверь, он и пошел. Господи, они же все там. Они умирают.
— Не может быть! — пронзительно закричал Хеннесси, лицо его выражало отчаяние и страх. — Такого расчета не было!
Бейли поднял глаза; усталость его как рукой сняло.
— Какого расчета, шериф?
Глава 18
Лаборатория судмедэкспертизы, Ламбет, Лондон
6 января, 03.04
Рука была вся в запекшейся крови, торчали лохмотья мышц и нервных окончаний, обрубленные вены свисали как проволока, белела локтевая кость.
— Что ж, раны определенно соответствуют способу отсечения руки жертвы, — изрек доктор Деррик О’Нил, рассматривая обрубок через мощные увеличительные линзы. В свете галогенных ламп рука казалась ненатуральной, восковой, словно была взята у манекена. — Окончательный ответ даст проверка ДНК. Результат будет готов уже через несколько часов. — Он зевнул, явно жалея о том, что его вытащили из теплой постели. — Она на удивление хорошо сохранилась, — продолжал О’Нил, поднимая глаза на собеседника. — Где вы ее нашли?
У О’Нила был большой уродливый волосатый нос. Лицо его заросло густой жесткой бородой, а маленькие зеленые глазки прятались за большими очками в черной оправе. Он то и дело сдвигал очки на лоб, но стоило ему наклониться — и они снова оказывались на переносице.
— В холодильнике.
— Это логично. — Он снова зевнул. — Странное дело, если поразмыслить. На кого, говорите, вы работаете?
— Я ничего вам не говорил, и лучше будет вам об этом не знать, — твердо произнес Тернбул. — Теперь что касается этого. Можете вы что-то с этим сделать? — Он указал на выделявшийся на белесом запястье красный прямоугольничек срезанной кожи.
Очки О’Нила снова соскользнули на переносицу.
— Что тут было?
— Татуировка.
— Необычная форма. Что за татуировка?
— Такие делали в концентрационных лагерях.
— А… — протянул, наконец просыпаясь, О’Нил.
— Я хочу знать, что означала эта татуировка.
О’Нил с шумом втянул в себя воздух.
— Это дело непростое. Установить это очень непросто. Все зависит от того, какой слой кожи затронут.
— Что это значит?
— У кожи несколько слоев, — доктор взял ручку и листок бумаги, — эпидермис, дермис и гиподермис. Как правило, при татуаже чернила запускаются под эпидермис и рисунок наносится на верхний слой дермиса. Хотите — верьте, хотите — нет, но это деликатная операция, и она требует определенного мастерства. С одной стороны, рисунок должен быть нанесен достаточно глубоко, чтобы остаться навечно, с другой — нельзя допустить повреждения чувствительных нижних тканей.