— Герр Лаш примет вас, мистер Кирк. Если не возражаете, Карл вас обыщет.
Том кивнул, зная, что «возражать» не имеет смысла:
— Пожалуйста.
К Тому подошел охранник с металлоискателем и принялся водить им по всему его телу. Когда дело дошло до запястья, прибор запищал. Том закатал рукав и показал часы «Ролекс-Принс» 1920-х годов — именно их Том предпочитал надевать, выезжая за границу, в то время как дома носил свои любимые «Хэгер ле культр мемовокс» 1950-х годов. Охранник заставил Тома снять часы и внимательно их осмотрел. Тома передернуло, когда грубые пальцы охранника взялись за головку завода и несколько раз с силой повернули, проверяя, действительно ли это обычные часы. Не заподозрив в часах ничего опасного, охранник вернул их Тому и жестом предложил ему пройти к лифту.
Том вошел в лифт. Охранник не последовал за ним, а только помахал перед белой панелью карточкой и сразу отступил. Последнее, что видел Том, перед тем как двери лифта закрылись, — три массивные фигуры, застывшие посреди вестибюля со сложенными на груди руками.
Двери отворились, и Том вышел в узкий коридор. Здесь его уже ждали двое — они повторно обыскали Тома, на этот раз без сканера — просто ощупали. Закончив, они велели ему пройти в приемную.
Убранство этой комнаты многое говорило о сфере интересов хозяина апартаментов. В ней было три окна, однако ставни всех трех были закрыты, так что в щелочку пробивался лишь небольшой лучик света толщиной с мизинец. И в этом свете блестели отполированные старинные мечи, пистолеты и ружья. Подняв голову, он увидел, что у комнаты нет потолка: прямо у него над головой перекрещивались стропила, словно остов разбитого корабля.
Со стропил свешивались полковые флаги, некогда яркие, а впоследствии выбеленные солнцем и потрепанные в сражениях, кое-где даже запятнанные кровью. По правую руку выстроились блестящие медные шлемы, заключенные в стеклянные ящики. Шлемы были один другого наряднее: один с плюмажем, другой с орлом, третий украшен мехом, четвертый — конским хвостом. Под ними, в низеньких витринах, были сложены бесчисленные артефакты: ружья, патроны, медали, кокарды, парадные кинжалы, полевые радиоприемники. Даже письменный стол в дальнем конце комнаты ясно давал понять, чем занимается его хозяин: он представлял собой простую плиту черного гранита, поддерживаемую четырьмя огромными медными артиллерийскими гильзами.
Но внимание Тома приковала массивная бронзовая пушка на сооруженном параллельно столу низеньком помосте из дубовых бревен. Он подошел к ней, желая пристальнее изучить необычные отметины на ее дуле. В полумраке комнаты ее неясная громада таила в себе мощную угрозу, наполнявшую одновременно ужасом и сознанием собственного бессилия. Том не смог отказать себе в удовольствии ощупать ее гладкие бока, тугие и теплые, словно у лошади, которая только что пришла к финишу.
— Красавица, верно?
Том даже вздрогнул от неожиданности. Дверь справа от стола отворилась, и появился человек в инвалидном кресле; за ним шел мужчина, которого, вероятно, можно было назвать медбратом: поверх серого костюма с отливом на нем был надет белый халат, светлые волосы коротко подстрижены. Медбрат производил впечатление очень сильного человека. В руках у него был черный портплед, который Том послал наверх, и то, как он поглядывал сейчас на Тома, не оставляло сомнений, что он не колеблясь пустит в ход кулаки, если решит, что для того есть причина.
Лаш был почти что лысый, однако остававшийся на его розовом, покрытом пятнами черепе реденький пушок был тщательно приглажен. Кожа у него на лице висела, как непомерно большая перчатка, и походила на истончившийся пергамент. Само лицо было лоснящееся, желтое, с красной сеточкой капилляров. За толстыми стеклами очков в металлической оправе прятались серые, подернутые дымкой глаза. Заметив у него на груди крошки, Том подумал, что, возможно, оторвал его от обеда.
— Это одна из тех пушечек, что британцы переплавили на кресты ордена Виктории. — Лаш говорил с очень сильным, почти нарочитым немецким акцентом, хотя его и перекрывало жужжание электромотора, сопровождавшее движение его кресла. За спинкой и под сиденьем были приторочены баллончики с кислородом и черные коробочки, от которых под рукава его коричневого шелкового халата бежали проводки и тонкие прозрачные шланги. — Я надеялся продать се британскому правительству; когда у них в очередной раз закончится металл, — прохрипел он, судорожно глотая воздух, — но, увы, запасы Центрального артиллерийского хранилища неистощимы. По-видимому, британский героизм все реже нуждается в награде.