— Да. Возможно и такое.
— Тогда становится понятно, почему у такого молодого человека была настолько роскошная форма.
— О ком это вы?
— О том человеке, которому принадлежала форма. Он умер всего несколько недель назад. Ему было немного за восемьдесят. Он сфотографировался в этой форме в 1944 году. Тогда ему было всего двадцать с небольшим.
— Как его звали?
— Вайссман. Андреас Вайссман. — Том заметил удивление на лице Лаша. — Это еврейское имя, я знаю. Мы думаем, он притворился узником концлагеря, чтобы сбежать за границу. На руке у него была татуировка, как номер у заключенного концлагеря, и он, даже живя в Великобритании, старался походить на еврея, хоть и неортодоксального. Настоящее его имя нам не известно.
— Знакомая история, — кивнул Лаш, — в сорок пятом Европа полыхала. Дым от пожара заволакивал все вокруг, придавал происходящему оттенок нереальности. Затеряться в этой фантасмагории было несложно. Многие тысячи офицеров старше по рангу, чем Вайссман, исчезли без следа, даже не прибегая к подобным ухищрениям.
— Да.
— И потом, знаете, у многих членов СС была вытатуирована на руке группа крови — в двадцати сантиметрах от локтя, это было сделано для удобства военных медиков. После войны страны Антанты пользовались этим, чтобы установить личность подозреваемых в совершении военных преступлений. Многие эсэсовцы старались избавиться от номера или изменить его до неузнаваемости.
— А может быть, они добавляли другие символы, чтобы замаскировать его? — предположил Том, вспомнив, что специалисты Тернбула так и не смогли разобрать некоторые числа из татуировки Вайссмана.
— Не исключено.
— А у ордена были еще какие-то эмблемы или символы, которые они использовали, помимо обычных эсэсовских?
— Только один. Черный диск, заключенный в два круга, с двенадцатью лучами в форме молний. Двенадцать лучей по числу членов ордена. Они называли это Schwarze Sonne — «Черное солнце».
— Как вот это? — Том подал Лашу фуражку, снятую с манекена в доме Вайссмана, и показал на кокарду. Трясущимися руками Лаш схватил фуражку, на лице его мелькнул проблеск узнавания.
— Да-да, все как я и думал, — он буквально задыхался от восторга, с трудом выдавливая из себя слова, — вот он, символ ордена, искаженный образ германского колеса-солнца, что был известен еще в третьем веке до нашей эры. Он призван был воплощать наступление новой эры, когда СС воссияет над миром, утвердив свое расовое превосходство.
Повисла пауза: Том не знал, что сказать.
— И что в конце концов стало с орденом?
— Хм, — пожал плечами Лаш, — вопрос на миллион долларов, как говорят у вас. А ответ простой. Никто не знает.
— Никто?
Лаш улыбнулся, обнажив беззубые десны:
— В точности — никто, хотя…
— Хотя — что?
— Ну, у меня есть на этот счет кое-какие соображения. — Том кивком попросил его продолжать. — Видите ли, Гиммлер при всех его просчетах все же имел более здравый взгляд на вещи, нежели Гитлер. На исходе войны он даже пытался заключить с Антантой сепаратный мир. И он понимал, что в мареве проигранной битвы не сумеет уберечь своих бесценных рыцарей от тюрьмы и унижения.
— И что же он сделал?
Лаш помолчал, словно собираясь с силами.
— Вы знаете, что сделал король Артур, когда лежал при смерти? — наконец выдохнул он.
— Он попросил одного из своих рыцарей бросить Эскалибур в реку.
— Да. Сэра Бедивера. Который трижды отказывался, совсем как Петр, когда он отрекался от Христа. И когда он наконец это сделал, показался челн под черным парусом и повлек тело Артура к Авалону, откуда, согласно предсказанию, он однажды восстанет, дабы спасти свой народ от смертельной опасности.
— Не понимаю, — нахмурился Том.
— У многих народов есть подобные легенды. В Дании бытует верование, что Хельгер Датский упокоен под замком Кронборг и прервет свой сон, когда будет нужен своему Отечеству. Про императора Фридриха II, именуемого также Барбароссой, говорят, что он спит под горой Киффхаузер и проснется, когда настанет конец времен. Мне думается, Гиммлер хотел, чтобы конец его рыцарей был столь же эпическим и овеянным легендой. И вот в декабре 1944 года он собрал свой орден в последний раз. Какие указания дал он им, я не знаю, но вскоре после этого все они исчезли, и никто никогда их больше не видел.
— Вы думаете, они бежали?
Лаш пожал плечами:
— Все может быть. Возможно, они были убиты наступающими советскими войсками. Или спокойно прожили свой век, выращивая бананы в Парагвае. А может быть, они вот так же ждут, затаившись под какой-нибудь горой или замком, того времени, когда будут призваны восстановить величие рейха.