— А это видел?
Арчи остановился возле какого-то загадочного предмета. Черный лак, некогда его украшавший, потрескался и осыпался, но на широком, устрашающего вида шлеме и нагруднике виднелись затейливо выписанные золотой краской фигуры. Наручи и ошейник также были сделаны из металла. Все части доспеха — а в остальном они были выполнены из бамбука и узорчатой ткани — были соединены разноцветными ремешками.
— Это доспехи самурая, — выдохнул Арчи, хотя Том и без того пришел к такому же выводу. — По форме шлема можно предположить, что они относятся к эпохе Муромако. Пятнадцатый век, а может, четырнадцатый. Стоит, должно быть, кругленькую сумму.
— Я бы даже сказал весьма круглую, мистер Коннолли.
Лаш незаметно въехал в комнату и теперь приближался к ним, его кресло ощетинилось баллонами с газом, батареями и прочими электрическими приборами. Арчи развернулся на месте; он, как и Том, был очень удивлен тем, что Лашу известно его имя.
— Да, я знаю, кто вы такой. — Лаш издал клекочущий смешок. — Человек, тратящий на свою коллекцию столько денег, сколько трачу я, просто обязан знать такие вещи. Ведь вы, как я понимаю, один из лучших.
— Был. Я отошел от дел. Мы оба с Томом решили завязать, верно, Том?
Том не ответил. Он успел заметить, что голос Лаша звучит на удивление бодро, а дыхание хоть и напряжено, но немного, почти незаметно. Хотел бы он знать почему.
— Очень любезно с вашей стороны еще раз согласиться меня принять, герр Лаш. Выглядите вы… куда лучше.
— Полное переливание крови, — улыбнулся Лаш, обнажив красные десны, — мне его делают каждые несколько недель. После этого я несколько дней почти что чувствую себя человеком.
Он шлепнул себя по колену, и Том заметил, что он сменил халат и пижаму на костюм и галстук, хотя верхняя пуговица и была расстегнута, чтобы накрахмаленный воротник мог вместить складки его шеи.
— Почему он снова здесь? — прокричал с порога только вошедший в комнату медбрат.
— Не сердитесь на Генриха, — Лаш слегка повел головой в сторону двери, — он весьма подозрителен, хотя, должен признаться, его вопрос не так уж и неуместен. Почему вы вернулись, мистер Кирк? Надеюсь, это не имеет отношения к ордену, ибо тогда я буду вынужден указать вам на дверь. Вы уже истощили скудный запас сведений, которые мне известны.
— Имеет, но косвенным образом, я вас уверяю. Я пришел поговорить о карте. Или, скажем, о поездке. О поезде.
— О поездке на поезде? — Лаш облизнул бледные губы. — У вас прямо-таки дар загадывать загадки. Думаю, я выслушаю вас — в последний раз.
Лаш объехал свой монументальный стол и жестом предложил им занять места напротив, у его чудовищной лампы, по-прежнему источавшей слабый свет.
— Теперь можете рассказать мне о вашем поезде.
— Мы нашли карту. Железнодорожную карту. На ней, по всей видимости, нанесен маршрут, по которому во время войны проехал какой-то поезд.
— И вы, вне всякого сомнения, думаете, что эта карта поможет вам найти невиданные сокровища, — неодобрительно проговорил Лаш.
— Почему вы так решили? — не смог скрыть удивления Том. Возможно, Лашу известно больше, чем он думал.
— А иначе зачем бы еще вы сюда пришли? И вас можно понять. Гитлер понимал значение искусства, его воздействие на людское воображение и самосознание. И война дала ему и его приспешникам возможность изменить сложившееся в мире восприятие великого искусства. Еще до того, как захватить ту или иную страну, они составляли подробные списки всех музейных и частных коллекций, решали, что уничтожат, а что приберут для себя.
— Вы говорите о «Зондерауфтраг Линц», верно? — спросил Том. — Собрании произведений искусства, признанных лучшими образцами истинно арийского творчества?
— Я говорю о самой хитроумной, блестяще спланированной и скрупулезно осуществленной краже в истории. Разграбление Европы и геноцид проживавших в ней евреев шли рука об руку. Были украдены миллионы произведений искусства. Десятки тысяч до сих пор не найдены. Сотни всплывают то там, то сям каждый год, но никогда не бывают возвращены законным владельцам. А вы сейчас думаете, что можете урвать жалкие крохи, которые упали со стола грабителей.