— На здоровье, — сказала она, чокаясь с ним и опрокидывая рюмку, а затем сразу же налила себе другую. Том проделал то же самое.
Других посетителей не было, и они сидели там молча и ждали. Оглядевшись, Том обратил внимание, что все вокруг — и ковер, и стены, и мебель, и даже потолок — было выкрашено в черный цвет. Единственную ноту разнообразия вносила голубоватая подсветка барных полок, из-за которой содержимое выстроившихся там бутылок со спиртным являло собой все оттенки фиолетового.
— Тебе не кажется, что мы с тобой похожи? — Голос Витюши прервал размышления Тома.
В его памяти всплыла сцена ее расправы с официантом, подкрепив резкий и решительный протест.
— Нет.
— А вот я не уверена, — сказала она.
Пауза.
— Ты о чем это? — спросил Том.
— Ты разгневан. Как и я. Я вижу это в твоих глазах.
— Разгневан? — Он сделал паузу. — Чем же?
Она пожала плечами:
— Если мы и вправду похожи… я предположу, что тебе сделали очень больно. Возможно, речь идет о предательстве. И это человек, которому ты был склонен доверять. Теперь ты утратил способность тревожиться о других, но прежде всего о себе. В душе у тебя горечь. Каждый твой день — это борьба. Ты ненавидишь себя, сам не понимая за что. Живешь, никогда не снимая маски.
— Возможно, так было, — Том медленно кивнул, пораженный ее интуицией, — но это все в прошлом. С тех пор как я остановился, я стал другим.
— Измениться в одночасье? Это невозможно.
— Ты говоришь обо мне или о себе?
— Я знаю, за что я ненавижу себя. — Казалось, она не слышала его вопроса. — Я стала копией Виктора. Я стала тем, что когда-то больше всего презирала. И горькая ирония в том, что я в западне. Теперь я в большей степени пленница, чем даже тогда, когда он был жив. Все дело в том. что при малейшем проявлении слабости меня свергнут и мой труп выловят из Невы. И никто по мне ж заплачет.
Впервые за все время Том почувствовал, что в этой непроницаемой скорлупе, возможно, живет и страдает совершенно другой человек. В его памяти всплыл вызывающе роскошный интерьер ее спальни, медвежья шкура, красные стены и черные потолки в ее доме, и он подумал о том, что, повинуясь неким первобытным инстинктам, она, подобно жрице какого-то первобытного, людоедского племени, уверовала, что, взяв себе имя убитого ею мужа и даже сохранив интерьер его жилища, унаследует его безжалостность, силу и власть. Если это так, думал Том, можно с уверенностью сказать, что это новое, чуждое ей платье сидит на ее хрупких плечах довольно неуклюже.
— А на что ты рассчитывала? — медленно произнес Том. — Неужели ты надеялась, что сможешь руководить такого рода бизнесом и при этом жить нормальной, человеческой жизнью? — Она печально усмехнулась. — Выбор, который делают люди, всегда имеет последствия. Поверь моему опыту: я сам принимал неверные решения и потом страдал. Но выход существует всегда. Я сам в это не верил, но это, представь себе, так. Никогда не поздно.
— О, это не так просто, — сказала она, тряхнув головой, — они меня не выпустят. Никогда.
— А ты им не говори.
— У меня отложено достаточно денег, чтобы безбедно прожить несколько жизней. Я могу уехать хоть завтра. Но как я могу быть уверена, что этот час настал?
— Ты просто скажи себе: пора.
Пауза.
— Между прочим, я все это тебе говорю только лишь потому, что ты вчера спас мне жизнь. — В ее голосе прозвучали неуверенные нотки, словно она почувствовала необходимость как-то оправдать непривычную для нее откровенность.
— Я спасал прежде всего себя и своих друзей.
— В машине, может быть, а на мосту? Ты ведь мог и не протянуть мне руку. Мог уйти. Никто бы никогда не узнал об этом.
— Но об этом знал бы я сам, — сказал Том, пожав плечами, — и это не в моей природе.
Последовала пауза.
— Да, кстати. Катя.
— Что?
— Так меня зовут. Катерина Мостовая. Катя.
Она протянула ему руку, и Том галантно ее поцеловал. Она рассмеялась и быстро убрала руку.
— Тебе надо делать это почаще.
— Что?
— Смеяться.
Несколько мгновений спустя появился Христенко — худощавый, жилистый человек в очках со стальной оправой, стекла которых придавали его большим зеленым глазам постоянно удивленное выражение. Хотя ему не было и сорока, его тонкие светлые волосы сильно поредели, и он старательно зачесывал их сбоку на правую сторону, но лысина все равно была видна повсеместно. На нем были старый, истрепанный твидовый пиджак, неглаженая нейлоновая рубашка, давно не чищенные туфли.