О! Вот и Маха появилась. «Прислушался» к ней. Спит на ходу. Подошла к умывальнику, и давай плескаться, роняя полновесные капли студёной колодезной воды себе за ворот. Их бодрящий холодок, жгучими полосками сбегающий по груди, мальчик ощутил почти физически. Это же чуть ли не больно! Зато, как бодрит! Вот, теперь «слышно», что проснулась.
Взгляд подруги стал осмысленным и остановился на мальчике. Он еще сосредоточенней «прислушался» и уловил короткую вспышку, только не понял чего. У него подобное чувство возникало, когда он добирался до решения сложной задачки. Вернее, догадывался, как её решить. Это можно назвать озарением.
Маха, тем временем мимо него вернулась в дом, обдав сильным ощущением предвкушения. Забавно, чем ближе, тем слышнее. Причём, даже без того, чтобы прислушиваться специально. Видимо, вблизи сигнал становится мощнее, и проходит через приёмные устройства, даже, если их не направляешь и не пытаешься «настроить».
Лерка вышла, уселась рядом и принялась расплетать свои косы, а потом расчёсываться. От неё веяло теплом и уютом. Попробовал прислушаться к Зульке и не смог. Словно пропала. Странно! Хотя не совсем так. Она просто сейчас не испытывает эмоций, потому что на чём-то сосредоточена, но находится где-то неподалеку.
Вот ведь, новая напасть! Свалилась на их головы эта дурацкая магия, и свербит в голове, не давая спокойно почитать! Хотя, нельзя отрицать — жить стало интересней. Хе-хе.
Опять чувствуется приближение Машки. Ух ты! Казачком одета. Сапожки, штаны с лампасами, гимнастёрка под ремнём и фуражка. Чисто — молоденький станичник, причём и короткая стрижка и ни разу не потревоженные серьгами уши, словно нарочно… впрочем, почему словно? Наверняка — это заранее продуманная часть образа. И шашка на боку — круто.
Девушка, тем временем, словно поняв, что ею любуются, принялась укреплять прутья на горизонтальном бревне, приподнятом на столбиках, про которое думалось, будто это коновязь. Уж не рубкой ли лозы разминается по утрам их одноклассница?
Точно! Вжик, вжик, вжик — три прутика пересечены стремительными движениями, и победоносный взор «казачака» сияет торжеством.
— Дай мне попробовать, — любопытная и заинтригованная Лерка даже подпрыгнула со ступеньки крыльца. Подбежала, взяла в руки клинок… и с сожалением вернула обратно. — Нет, тяжёлый он для меня. Запястье выверну.
Васька, ясное дело, тоже не утерпел. Подошел и порубал прутик, отсекая от него короткие кусочки с конца. Надо признаться, что и для него это оружие оказалось тяжеловатым — каждый удар он был вынужден готовить, обстоятельно размахиваясь и прицеливаясь. Собственно, и Маха поступала аналогично, будто латник с мечом, а не мушкетёр со шпагой. Все-таки какие интересные у него подруги!
После завтрака снова верхом отправились по маршруту, выбранному их проводницей. На сей раз отъехали значительно дальше и остановились на склоне холма, откуда раскрывалась панорама лесов и полей, пересечённых логами с покатыми склонами. Красивое место — Зульфия полчаса не могла успокоиться, делая снимок за снимком — вот неравнодушна она к величественным пейзажам.
Потом устроились вокруг расстеленной скатерти и… до Васьки дошло, что подружки сейчас начнут прямо из воздуха доставать тарелки и закуски, дотягиваясь до кухонных шкафчиков, буфета, холодильника и даже погреба и плиты, что на кухне гостевого дома при конюшне. Ведь примечал, как оживлённо они хлопотали с видом заговорщиков, чтобы удивить его во время прогулки обильно накрытым столом.
— Стоп! — вдруг скомандовал он. И все замерли. — Девочки! Мы тут, словно обезумевшие от восторга землеройки, пользуемся возможностями, свойств которых толком не осознаём.
— Хочешь предложить заняться теорией магии? — Махин взор искрится весельем. — Вот облом, я где-то забыла свой учебник! Кажется, Батильды Бэгшот…
Зулька фыркнула, а Лерка залилась смехом.
Но под укоризненным взглядом Чернокнижника веселье быстро смолкло.
— Я вчера показался сам себе обезьяной с гранатой, — нахмурился парень. — Творил непонятно что и непонятно как, даже не подозревая, что может и бабахнуть. Что же касается учебника… — тут он на мгновенье задумался. — То, кроме нас его решительно некому составить.