Выбрать главу

То, что увидели французские офицеры в турецком флоте, повергло их в полное изумление. Удивляться и на самом деле было чему! Целыми днями турецкие матросы валялись у своих пушек на войлоках, там же курили свои длинные трубки и пили кофе, больше их совершенно ничего не волновало. Зато в каждом орудийном деке имелось по две кофейни, где беспрестанно жарили и варили крепчайший кофе. Обходя корабль, редко можно было встретить спешащего куда-то матроса. Все только лежали, курили и кайфовали. Когда же инструкторы по собственной инициативе лазили на салинг, то турки собирались поглазеть на это действо, как на настоящее чудо, потому, как сами без хлыста и понуканий никогда бы туда не полезли.

Но ужасней всего было для педантов французов то, что в крюйт-камерах порох был насыпан на палубу кучами, а ее содержатель лежал рядом с открытым люком, лениво попыхивая чубуком.

Что касается Хассан-бея, да и всех других турецких адмиралов, то такое положение дел они считали вполне обычным делом и весьма удивлялись, когда французы пытались им что-то доказать.

– И чего эти франки всем недовольны! Так плавали наши деды еще при великом Барбароссе, так плаваем мы, так будут плавать и после нас!

Самого Хассан-бея сейчас куда больше волновал вопрос с набором команд. Турки, да и греки, служить и воевать на судах не желали и разбегались, лишь только узнавали об очередном флотском наборе.

Хватать поэтому приходилось всех, кто попадался под руку. Для охоты за будущими моряками Хассан-бей разослал в разные стороны с десяток адмиралтейских чиновников-чаушей, но и им удалось немногое.

Французы же, в лице посла, помимо помощи с мастерами еще раз заверили турок в том, что «в настоящих худых обстоятельствах не оставят Порту без помощи и что «на сей конец в Тулоне уже во всей готовности стоит 22 корабля, чтобы отправиться в случае нужды в Архипелаг для крейсирования».

– Не бойтесь русских! Если вам будет нужна наша помощь, королевский флот немедленно встанет в Босфоре!

Помимо всего прочего французский посол передал великому визирю и особый план обороны границ. Толку с этого плана, правда, не было никакого, так как написан он был по правилам армии Людовика Шестнадцатого, а не армии султана Абдул-Гамида, но туркам такая забота все равно была приятна.

На приеме у султана Юсуф-паша, показав хитроумный французский план, сказал:

– Войско и флот готовы показать московитам, как сражаются любимцы Аллаха! Пора объявить белой царице, что ее место в гареме султана, а не на троне!

Абдул-Гамид полистал французский план. Ничего из него толком не понял, но важно покачал головой:

– У Блистательной Порты много друзей, и бояться нам московитов не стоит! Пришла пора вытаскивать ятаганы!

Уже 14 апреля в Черное море вышла передовая эскадра под командованием Челеби-капитана, чтобы доставить войска и припасы в Очаков. Провожал уходящих в море сам султан, взиравший на проплывающие суда с балкона своего дворца. Увы, поход славой не увенчался. Вначале из-за штормовых противных ветров эскадре пришлось встать на якорь в Каварне. Едва корабли бросили якоря, как матросы-галионджи толпой ринулись к шлюпкам. Измотанные качкой, они не желали больше плавать по морям. Челеби-капитан попытался было им воспрепятствовать, но едва не лишился головы и спасся только тем, что сбежал на другой корабль.

Тем временем в Очакове тоже готовились. Гарнизону читали фирман султана о скорой войне. По крепости шныряли французские инженеры, укрепляющие крепостные стены и бастионы.

Спустя две недели следом за незадачливым Челеби в море вышли и главные силы флота под командованием самого Хассан-бея, получившего титул «поверенного капудан-паши».

Эскадра «крокодила морских сражений» была представительной: восемь линейных кораблей, четыре фрегата, шебеки, бомбардирские суда, галеры, канонерские лодки, киргингичи и купеческие вооруженные суда.

Пока Хассан-бей был в море, в Константинополе решили еще больше усилить флот и ввели новую должность – командующего флотом на Черном море, отдав ее трехбунчужному паше Бекир-бею, отец которого в свое время тоже был капудан-пашою. Новопожалованного Бекир-пашу принял визирь, «который… почтил его обыкновенной лошадью с убором» и повелел немедля направиться в Черное море.