— Девочка, — прошептало то, что раньше казалось лишь грудой тряпья, — подожди, не убегай.
Сгорбленная фигура тонула в шерстяном одеяле. Белый платок обрамлял выпирающие кости и сходился узлом под острым подбородком. Пугающее лицо тут же заставило забыть о зеркальных призраках, хоть само было из плоти и крови. В кресле сидела настоящая живая старуха.
И тут Алину осенило. С ледяной ясностью, как под лампой в операционной, ей открылось очевидное: это место не заброшено. Они ввалились в дом к пожилой женщине. Притащили комья грязи на обуви и рыскали повсюду как воры. Алина нервно сглотнула и пролепетала:
— Мы не знали, что здесь кто-то живет, — она запнулась, и щекам стало жарко, — извините...
Старуха молчала. Жутковатая пауза нервировала, вынуждала защищаться:
— Ну а что же вы тут одна совсем? Село ведь заброшено. Вы… Вам переезжать надо...
В голове метались испуганные мысли: “Как стыдно. Ромка — придурок. Надо убираться отсюда.” Тело сжалось, не понимая, как встроиться во враждебное пространство душной комнаты. Так она и стояла, неловкая и косноязычная, с носками туфель, развернутыми в сторону выхода.
Старуха же, напротив, казалась частью огромного организма, точно срослась с домом и прибывала не только в кресле, а начиналась со сгнившего крыльца, тянулась по грязным половицам и уходила корнями в подпол.
— Я перееду, — наконец раздался скрипучий голос, — мы все скоро переедем.
Фраза погасла, и Алина едва расслышала ее окончание. Когда старуха молчала, ее можно было принять за мертвую. Сухие руки почти не отличались по цвету от деревянных подлокотников, на которых лежали совершенно неподвижно. Грудь под толстым шерстяным пледом не приподнималась. Застывшее лицо оживляли только белесые немигающие глаза: в них светился колючий огонек, но этот странный заинтересованный взгляд был неприятен.
— Так, а здесь у нас что, — голос Романа пушечным ядром прокатился по тишине коридора — слишком громкий, непростительно веселый.
Приятель показался на пороге, и Алина прикусила губу от досады, увидев у него в руках камеру.
— Вот ты где, — он бесцеремонно закружил по комнате, суетливо оглядываясь и не замечая, как ни странно, самого главного, — а мы думаем, куда ты смылась? Нашла какие-нибудь сокровища?
— Не снимай... — зашипела она на него
— А лампу зачем зажгла? Фонарь же есть.
— Рома! — резкий окрик заставил его остановиться возле самого кресла.
Роман наконец перехватил ее яростный взгляд и посмотрел вниз.
— Твою мать… Бабуля! — он подпрыгнул так, будто старческая рука извлекла из-под одеяла вязальную спицу и воткнула ему в зад.
“Вот идиот, — выругалась про себя Алина, — теперь сам с ней объясняйся.” Но поведение Романа ее озадачило. Испуг на его лице сменился недоумением. Он медленно склонился над старухой и принялся бестактно ее разглядывать. Его рот брезгливо скривился, словно в кресле сидело гадкое насекомое, а потом Алина не поверила ушам:
— Фууу, — с отвращением выдохнул он прямо в старческое лицо, отпрянул и крикнул в сторону коридора, — народ, сюда! Тут бабка!
Алина, ошарашенная таким хамством, вцепилась в его руку и процедила:
— Что ты творишь?
— Да чего... — он освободился из цепких пальцев, — это же труп. Ну где вы там? — Роман нетерпеливо зашагал к двери, — мы нашли старуху! Она мертвая!
На пороге он задержался и тихо добавил:
— Причем уже давно.
Роман ушел. Алина повернулась, посмотрела на свою недавнюю собеседницу и оцепенела. В кресле сидела покойница. Спутать эту маску смерти с живым человеческим лицом мог разве что сумасшедший. Кожа истончилась и местами свисала серыми нитями. Истлевший рот скалился двумя рядами желтых зубов. Старуха не только умерла, но и успела превратиться в мумию. А значит не могла с ней разговаривать.
“Я сошла с ума?” — мелькнула мысль, но ее тут же смело волной паники. С момента их приезда внутренний голос нашептывал “Здесь что-то не так. Это ловушка. Да как же ты не видишь, что...”. Теперь встревоженный шепот перерос в крик, и в голове прогремело отчаянное “беги!”.
Алина попятилась к выходу. Ей казалось, что она двигается слишком медленно, как во сне, когда кошмар вяжет по рукам и ногам, затягивая обратно.
За спиной тихо скрипнула и закрылась дверь. Алина уперлась в нее взмокшим затылком, не сводя глаз со старухи. “Не выпускай ее из виду, — говорила она себе, — не выпускай…” Тело в кресле пошевелилось. Чуть наклоненная голова приподнялась и уставилась пустыми глазницами.