- Надо чтобы дождь пошёл, - успокоено заключаю я, - тогда даже следы от шин и обуви смоет.
Сырок зловеще обещает:
- Кровушка-матушка всё помнит и знает. Помнишь, как у Майринка? "Магия крови - это не пустой звук". Мы с тобой теперь повязаны верёвочкой, и она уже начала виться.
- Ты сумасшедший? - удовлетворённо спрашиваю я.
Действительно, это бы ответило сразу на все вопросы.
- Нет, - отвечает Сырок, - а дождик обязательно пойдёт, поэтому тебе лучше остаться здесь на ночь.
***
Дождь пошёл вечером. Фазенда в страхе тряслась под плотным, почти толстым ливнем. Гром ломал пальцами грецкие орехи, и дом дрожал как заяц. Пасечник чиркнул спичкой о коробок и ноздрей коснулся вкусный запах горящего дерева.
- Вот ты и застрял здесь, прямо как в каком-нибудь детективе. Не читал Агату Кристи?
Лампочка над головой качалась как метроном.
- Зато тут есть самовар.
На брюхе чайной машины расползлась зелёненькая проплешина, которая вкупе с водруженным на его верхушку сапогом напоминала пойманного и прирученного домового.
- А ты поседел что ли?
Я неуверенно тронул рукой короткую чёлку. На самоварном боку расплывчатым пятном отражалось белое пятнышко. Точно по волосам провели кисточкой с краской. Когда я рассматривал в отражении поседевший клок волос, Сырок захохотал, как низко пролетевший самолёт:
- Смотри, зарублю, ты ведь не знаешь, где оказался!
- Да ты, вроде, добрый.
- Ну ты с козырей зашёл!
На окно налипает молния, и её свет делает хохот Сырка дьявольским. Понимаю, что он просто отшучивается на все мои вопросы, чтобы я не мешал ему с интересом смотреть телевизор, где уже который день показывали выпотрошенную инкассаторскую машину. Налётчикам не повезло: вместо денег им совершенно неожиданно достались золотые слитки.
- Было похищено сто двадцать шесть килограммов золота высокой пробы. По горячим следам найти преступников не удалось...
Интересно, он сам верит в то, что говорит? Диктор, а не Сырок.
- Зачем ты смотришь эту шарманку?
Сырок отвечает:
- Наверное, потому что нравится её смотреть.
- Но ведь она отупляет.
- Ты думаешь, что я тупее какого-нибудь мальчугана, у которого в статусе стоит: "Зомбоящик - это зло!"?
- Нет...
- Ну, вот и ладушки-оладушки.
Помолчали, и Сырок продолжил:
- Телевизор смотрю, трубку курю, то есть грешен, ой как грешен! Это же смерти подобно курить. Ты можешь не делать дела, как твои националисты говорят, но не курить обязан! А ты лучше ешь мои козули.
Он хохочет, разбрызгивая чай из блюдечка, и душистые капли повисли на его бороде, как жемчужная роса. Он пододвигает ко мне блюдо с выпеченными из муки фигурками животных: свинки, козы, овечки. Мне становится немного обидно, и я ехидно спрашиваю:
- Ты так прицепился к националистам, видно, эта тема тебя волнует. Да и какие же ты дела делаешь? Радикально фыркаешь на чай?
Сырые глаза неподвижны, и Лотреамон особенно громко мяукнул. По небу ножкой шаркнула молния, проводка, вскрикнув, не выдержала напряжения, и во тьме, куда погрузился дом, Сырок шепчет:
- Рублю на части доверчивых простаков.
В голове разом рушатся все механизмы, защищавшие рассудок от помрачения, и в нём всплывает сытый и довольный сом Тимофей, который, раззявив огромную пасть, проглатывает меня.
Я лёг спать на веранде. Дождь разбил голову о мокрые стекла, и казалось, что на крыше скелеты танцевали сумасшедший пиратский танец. Поначалу я вслушивался в ритмичный макабр, а потом не заметил, как заснул.
Сон был недолог, и, ощутив какое-то внутренне беспокойство, я попытался подняться, но не смог этого сделать. На грудь давили чьи-то массивные и влажные кулаки. Сердце тут же скакнуло к гландам, а черепное давление чуть не взорвало голову. Судорожный вдох и ноздри тут же забила земля.
Перхая влажной крошкой, я осознал, что меня похоронили заживо.
Не помня себя, я начал извиваться, как уж, пока не смог высвободить руки. Я тут же начал рыть мокрый грунт. Он поддавался, и всё больше воды просачивалось сверху. Вместе с ней падали травы и корешки. Лёгким не хватало воздуха, а тот, что был, оказался отравлен гниением. Наконец я разрыхлил землю так, что сумел сесть и вскоре, размыкая влажные тиски, выбрался наружу.
Белозубо сияли звёзды, трава приятно жгла босые ноги, и я не понимал, где нахожусь и что со мной сделали. Деревья гнулись от ветра так, что походили на гигантские луки. Оглянувшись, я увидел разрытую могилу, из которой выбрался. Кто закапал меня туда? Страх тут же сделал своим рабом, и я побежал сквозь лес. Листва била по телу, и крупный филин, разочарованный, что я не умер, ухал над головой.