Выбрать главу

- Но...

- Слушай, - перебивает он, - все нонконформистские телеги говорят ровно об одном. Чтобы это понять, не нужно даже читать эти книги, достаточно посмотреть на их корешки. Там будет написано: "Ты должен сдохнуть за наши идиотские идеи, потому что нам не хватило смелости лично воплотить их в жизнь".

- Нет, я с этим не согласен.

Помолчали, после чего Сырок не к месту спросил:

- А бати у тебя тоже нет?

- Не-а... тоже? Это ты к чему? Не понимаю... ты про книжки всё завёлся? А может я сам писатель!?

Он машет ладонью, и я замечаю тупорылые казанки, сбитые в белый горный хребет:

К чему писать большие книги,

Когда их некому читать?

Теперешние прощелыги

Умеют только отрицать.

Стихи повисли на густом повороте, за которым Сырок спросил:

- Знаешь кто это написал?

- Нет.

- Ну ты с козырей зашёл! Называешь себя писателем, а сам не знаешь автора? Во дела-а-а... Да и вообще, - собеседника явно понесло, - это раньше можно было позволить себе такую роскошь, как чтение или написание новых книг. Потому что раньше находились те, кто ещё боролся. Их было полно. Куда не плюнь - толпа мечтателей, носящих на плечах Ницше, Маркса, Ленина, Гитлера... А сейчас таких людей почти нет. Остались лишь писатели... Как говорится, если можешь не писать - не пиши.

- Знаешь, я тоже ведь не новичок.

И это было чистой правдой. Мне не нужно было вешать на уши лапшу, сваренную из революции. Юность преподнесла бесплатные уроки уличного насилия, где моими любимыми учителями были нож и кулаки. Кто ни разу не ковырялся в чужом животе заточенной железкой, тот спустил свои восемнадцать лет в унитаз. Болтались на совести и белые шнурки, навсегда завязав в памяти пару тёмных и кровавых вечеров. Не сказать, что я занимался чем-то особенным. Как и все активные люди пил коктейль для Молотова, осваивал оружие, не боялся гексогенового монстра, до власти над которым так, всё-таки, и не добрался. Сейчас же, когда раскалённую молодость бросили в холодный ушат зрелости, меня уже не так интересовало прямое действие. Как ни крути, но посаженные и убитые друзья дают солидный бонус к осторожности и осмотрительности.

- И что? - прерывает мои мысли Сырок, - через такие мелочи, как драки и поножовщины, как полагаю, проходили все более-менее интересные личности. Ну, убил ты кого-нибудь, ну двух, ну трёх... - если бы он сказал "ну четырёх", то я бы высадил его из машины, - или сжёг что-то. Чему там гордиться?

Поражает его лёгкость и откровенность, которую не ожидаешь услышать от столь серьёзного на вид человека. От любопытства хочется съесть несколько баранок:

- Но ведь и то хлеб.

- Была бы голова на плечах, а хлеб будет. Поговорка такая, - и тут же резко добавляет, - а ты взрывал?

- Нет, - говорю я, вовсе не думая, что новый знакомый подсадная утка, - не взрывал.

- А стрелял?

- Бывало.

- Из чего?

- А в кого, не спросишь?

- Какая разница? Всё равно ведь не в Богдановича.

- Ну...

- Так из чего стрелял? Макар поди какой-нибудь?

Наверное, он угадал, потому что Макаров - это пистолет для нищебродов, который можно купить тысяч за пятнадцать-двадцать. Пришлось нехотя буркнуть:

- Кроме него ещё из обреза.

- Ну, хоть так, - со вздохом отвечает Сырок, - но такой уровень всё равно смешно сравнивать с какими-нибудь моджахедами, баасовцами, итальянскими правыми, Золотой Зарёй, не знаю... даже какой-нибудь негр в Африке и то вооружен лучше, чем белые воины, мечтающие о революции. Хотя, если хочешь, то купить оружие проще простого.

- А ещё я стрелял из Шмайссера.

Сырок с непониманием посмотрел на меня, а потом, когда до него дошло, кого я имел в виду, он снова беззлобно смеётся. Борода сверкает, как пятки. Глаза - бездны, отражающие голубой хохот. Мощная рука хлопает по плечу, отчего крепче сжимаю недоеденную баранку.

- Ладно, не обижайся. Всё можно исправить. Если ты, конечно, этого хочешь.

Понимаю, высаживая бородача у метро, что он делает весьма прозрачный намёк. Было видно, что Сырок знает мучительно много, а умеет ещё больше, и эта недосказанность разительно контрастировала со всеми, кто фотографируется в лесу с оружием, имеет анкеты в социальных сетях и кто привык больше работать языком, чем руками. И хотя у меня даже в крови стоял TOR, внутри так и не возникло подозрение, что Сырок работал на соответствующую контору.

- Погоди, - говорю я его спине, - так какие у тебя всё-таки политические взгляды? Я ведь не могу, например, дружить с леваком.

Признаюсь, ничего глупее я тогда спросить не мог. Сырок смотрит на меня глубоко оскорблённый и как будто разочарованный. Вот-вот он скажет что-нибудь вроде: "Забудь наш с тобой разговор", поэтому я продолжаю неуверенно мямлить: