— Ну, ты касаурься у меня! Я те поверну, облома! Я те живо бока намну! Ишь, дьявол рогатый, засопел… Рогача захотел отведать?
— Отойди, каторжный, от греха! Слышь, Дёмка, отойди! — понапрасну кричит Апраксея. — От тебя как раз уходит, погибели на тебя нет… Намедни Кузька и с рогачом он него насилу ушёл. На сарай вскочил, так и сарай, облупив его, весь расковырял; думала, и дворишко на рогах разнесёт. Шутка ли, какая скотина страшная!
Но Дёмка не слушал причитаний старой бабки; свирепый зверь испуганными прыжками бежал от него в ворота, и Дёмка садил ему в бока хворостиною, сколько рука могла поднять.
— Ах, мисс Гук, посмотрите, какой он храбрый, этот мальчик! — невольно вскрикнул Алёша, побледнев от страха за Дёмку и прикусив палец в трепетном ожидании, что будет.
А Дёмка уже шлёпал по лужам, широко и уверенно шагая босыми ногами, с хворостиной на плече, и покрикивал с серьёзною важностию на своих коров, не подозревая ни собственного геройства, ни удивления петербургского барчука.
— У степных народов нередко встречаются образцы замечательной смелости, — объяснила учёная англичанка, мельком взглянув на Дёмку и его стадо. — Когда мы приедем в деревню, я вам прочту, дети, описание одного очень любопытного путешествия в степи Средней Азии. Вы узнаете много нового и интересного. Притом написано прекрасным стилем.
— Мисс Гук, можно нам пойти во двор? Я никогда не видал крестьянского двора! — просился Алёша. — Там теперь сухо на соломе и нет коров. Мы хотим посмотреть овечек.
— И козу! — вставил Боря. — Я там видел козу с колокольчиком.
— Нет, дети, вам нейдёт ходить по крестьянским дворам, — серьёзно заметила мисс. — Там очень грязно и ничего нет интересного. Русские крестьяне держат скот в такой ужасной нечистоте, что отвратительно смотреть! Это очень вредно для здоровья животных, и оттого мы не видим у здешних простолюдинов усовершенствованных рас, какие можно найти у каждого поселянина Англии, например, дургамских коров или лейстерских овец. Я вам, кажется, показывала в лондонской иллюстрации изображение лейстерского барана, получившего первую премию на агрономической выставке. Ты помнишь, Алексис, какое количество шерсти давал этот замечательный баран?
Алёша молчал, потому что был поглощён живыми и мало знакомыми ему сценами деревенского хозяйства, происходившими на его глазах перед воротами каждой избы.
— Я спрашиваю тебя, Алексис, помнишь ли ты, сколько шерсти давал лейстерский баран? — приставала мисс Гук.
— Баран, мисс Гук? Нет, мисс Гук, не помню, сколько он давал шерсти… А вы говорили, мисс Гук, что шерсть на сукно дают овцы.
— Да, мой друг, шерсть получается от овец и баранов. Баран отличается от овцы тем, что имеет рога, а овца рогов не имеет. Только мне неприятно, что ты невнимателен и легко забываешь то, что я тебе объясняю, и что так полезно помнить, если ты не хочешь остаться невеждою в окружающей нас природе.
Наконец, господа отпили чай и собрались в путь. Погребок Апраксеи опустел наполовину после господского ночлега; зарезали Апраксеину пёструю курицу; побрали у Апраксеи сметану с творогом, побрали свежее маслице, побрали кубаны с молоком, какой для сливок, какой для молока, то для господ, то для людей; оказалось, что один кубан «кубаном пахнет», — отдали кошке, «доброй моей серенькой кошечке», как назвала хозяйскую кошку ласковая до животных генеральша. Апраксея только руками всплёскивала до пошатывала своим полинявшим шлыком, вынося по требованиям Дуняши и лакея Виктора свои долго сбиравшиеся запасы.