Графиня Теуделинда во время монолога Ивана тоже встала; глаза ее сверкали, лицо выражало само одухотворение, губы шевелились, словно она повторяла за ним каждое слово.
Когда же Иван кончил, она схватила его руки и, теряя самообладание, прерывисто проговорила:
— Вот видите? Вы так говорите!.. Вы сейчас высказали мысли… что я говорила… сорок лет назад… когда сама отстранилась от этого мира. Свет и теперь такой же, как был тогда!
Тут она страстно сжала руки Ивана.
— Уезжайте! Уезжайте домой. Скройтесь под землю. В своей шахте. Да благословит вас господь. Везде… всегда… с богом… Прощайте!
Они не заметили, что и третья из присутствующих — Ангела — тоже поднялась с места.
И когда Иван поклонился в знак прощания, она выступила вперед.
— Если вы уедете отсюда, то уедете не один! — сказала юная аристократка твердым, решительным тоном. — Я тоже уеду!
И ее лицо вспыхнуло при этих словах, вознесших Ивана до небес.
Все еще витая в облаках, он тем не менее ответил с полным самообладанием:
— И правильно сделаете, графиня! Завтра день рождения князя Тибальда. Вы еще поспеете к нему до завтрашнего утра, а там вас ждут родственные объятия.
Графиня Ангела сделалась бледна, как статуя.
Она упала в кресло, рассыпав лепестки цветка.
Иван почтительно склонился, поцеловал руку Теуделинде и вышел.
Ах! И за пределами страны Магнетизма есть люди, которые уж если кого полюбят, то не забывают вовек. После отъезда Ивана граф Эдэн вновь навестил своих родственниц. Его влекло туда любопытство.
Графиня Ангела была любезнее, чем когда-либо.
При расставании она наказала кузену:
— Проведай Салисту и от моего имени справься о его самочувствии.
Граф Эдэн сумел довольно искусно скрыть свое изумление, а спускаясь по лестнице, напевал про себя арию Фигаро из «Севильского цирюльника»:
Графиня Ангела в тот же день отправила письмо князю Тибальду. (…Накануне дня рождения деда.) Содержание письма было кратким: