И тем не менее Джирел продолжила свое исследование. Одна из дверей вела в мрачный, насыщенный парами влаги лес, заросший папоротниками гигантских размеров. Там пахло мускусом и змеями, а издалека доносился гулкий рев диких зверей. Другая открывалась на какую-то унылую серую пустыню. Плоская и безжизненная, она простиралась до самого горизонта. Мутно-красное солнце освещало бесконечное блеклое пространство. Но вот наконец удача: за очередной дверью она не нашла никакой решетки, но обнаружила вместо открывшихся просторов с неведомыми землями ступени винтовой лестницы, ведущей в глубь цельной скалы. На стенах, окружавших лестницу, были видны следы многочисленных ударов кирки. Безмолвные глубины исчезали в полумраке. Джирел напряженно всматривалась в темноту, гадая, куда ведет эта загадочная лестница. Она понимала, что все пути к побегу для нее перекрыты, но ей так надоела ее пассивная роль во всем происходящем, что она решительно шагнула за порог и начала медленно спускаться по лестнице. Душу ей веселила надежда столкнуться где-нибудь в подземном царстве с Джаризмой; пусть она принимает какой угодно новый и устрашающий облик, воительница с радостью примет вызов и вступит с волшебницей в бой.
Все ниже и ниже спускалась Джирел, и свет постепенно становился все более тусклым. Наконец кромешная тьма окружила ее, и теперь ей приходилось продвигаться вперед на ощупь. Джирел чуть не прозевала, как кончилась лестница. Теперь она, по-видимому, медленно продвигалась по узкому низкому тоннелю: ее пальцы то и дело касались шершавых стен и потолка, нависшего буквально в нескольких сантиметрах над ее головой. Медленно шла она вдоль каменного извилистого штрека, который шел под уклон, то и дело сворачивая то в одну, то в другую сторону. Джирел давно уже потеряла ощущение направления движения. Одно она знала твердо: она уже проделала немалый путь. Вдруг впереди замаячил тусклый огонек.
И сразу же издалека до ее слуха донеслась хорошо знакомая музыка — это Джаризма играла на флейте все ту же монотонную мелодию, состоящую из двух нот. Интуиция Джирел не подвела: волшебница была где-то рядом. Девушка достала кинжал и осторожно двинулась дальше.
Тоннель стал постепенно расширяться и вывел ее в некий сводчатый зал. Сквозь своды в тоннель проникал дрожащий свет. Джирел на секунду остановилась. Прищурившись, она пыталась разглядеть, что собой представляет это странное место. Перед ней была комната, наполненная загадочным мерцающим светом, который бесконечно отражался в зеркальных стенах, поэтому трудно было сказать, где в этом неровном свете заканчивалась реальность и начиналось отражение. Свет то слепил ей глаза, то неожиданно тускнел, погружая все вокруг в полумрак, и вновь вспыхивал при повороте зеркал. Вот тоненькие струйки мрака задрожали в хаосе и снова наполнились белым сиянием. Откуда-то издалека сквозь мерцание огней и отражений до ее слуха доносилась монотонная музыка, то приближавшаяся, то удалявшаяся.
Из-за этой безумной пляски вспышек света в комнате было ничего не разобрать. Джирел смотрела во все глаза и не понимала, большое это помещение или крохотное, пещера это или дворцовый зал. Причудливые отражения танцевали в ярком блеске, наполнявшем комнату. Среди них Джирел увидела и свое отражение, смотревшее на нее с десятков, даже сотен вращавшихся плоскостей, гротескно искажавших ее облик: они то медленно угасали, то вспыхивали, ослепляя ее своим неистовым сиянием. Она то и дело жмурилась, борясь с головокружением, которое в ней вызывал этот безумный танец зеркал.
И вот наконец перед ней появилась Джаризма — но как! Волшебница смотрела на нее с сотен золотых диванов, отражавшихся в сотнях зеркал. На ней была сиреневая туника, она прижимала к губам флейту, из которой в такт едва заметным движениям мышц шеи текла монотонная мелодия. Джирел растерянно смотрела на это множество волшебниц, игравших одну и ту же бесконечную, монотонную мелодию,— определить, какая из них настоящая, было совершенно невозможно. Сотни чувственных, дивных лиц обернулись к ней, сотни белых рук опустились, оторвав флейту от сотен коралловых губ, искривленных в ироничных приветственных улыбках, которые благодаря своей бесчисленности одарили ее в сотни раз большим презрением.
Стихла музыка — и сразу же прекратилось мигание света. Джирел прищурилась, ослепленная сиянием: хаос немедленно превратился в строгую гармонию порядка. Сотни волшебниц слились в одну — она сидела, прикрыв глаза, на золотом диване в просторном зале с хрустальными стенами. Этот полукруглый зал оказался лишь частью огромной круглой комнаты с куполообразным потолком. За диваном висела пелена сиреневого тумана, словно занавес, деливший круглый зал на две равные половины.
— Входи,— милостиво проговорила волшебница, как человек, чувствующий себя хозяином положения.— Я знала, что ты найдешь дорогу. А я как раз готовлюсь к церемонии, которая будет посвящена специально тебе. Хочешь посмотреть? Ничего подобного я еще никогда не делала: ты первая, поэтому для тебя это особая честь. Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло, ведь при твоем наказании будут присутствовать мои гости, а все они особы столь высокого положения, что ты и представить себе не можешь с твоим скудным умишком. По-дойди-ка поближе и встань в круг.
Джирел сделала несколько шагов вперед. В одной руке она все еще сжимала кинжал, а в другой прятала талисман. Только теперь она заметила, что золотой диван стоял в центре круга, образованного нарисованными на полу таинственными мистическими символами. За диваном колыхался сиреневый занавес, похожий на клубящуюся стену тумана. Наконец она нерешительно шагнула в круг и остановилась, не сводя глаз с Джаризмы. Едва сдерживаясь, она пронзила волшебницу своим горящим взглядом. Джаризма лишь усмехнулась и вновь подняла к губам флейту.
Две ноты опять сплелись в монотонную мелодию, и тут началось нечто совершенно невероятное. Джирел давно поняла, что флейта эта волшебная, так же как и мелодия. И вот звуки этой мелодии каким-то таинственным образом стали восприниматься не только слухом, но и всеми другими органами чувств. Эти звуки касались ее кожи, она ощущала их вкус и запах, она даже видела их. Перед ее изумленным взором, пара за парой, они вытекали из флейты и плыли по воздуху, как тоненькие иголочки света. Они отражались в стенах, и эти отражения двигались все быстрее и быстрее, наливаясь светом. Их становилось все больше, пока в воздухе не замелькали тысячи летающих иголочек с серебряным свечением,— все пространство зала наполнилось пляшущими мерцающими огоньками, и при этом зеркальные стены вновь начали менять свое положение. И опять ослепительно засверкали бесчисленные отражения, множась в светящемся воздухе, в то время как из флейты лились новые и новые сверкающие двойные звуки.
Джирел совсем забыла и про волшебницу, и про назойливую музыку, даже про то, что ей грозит смертельная опасность. Она не сводила глаз с видений, которые то вспыхивали, то исчезали на зеркальной поверхности. Многие из них ей были знакомы: она узнавала места, которые видела, когда заглядывала в многочисленные двери круглого зала Джаризмы. Но в нынешних кратких вспышках ей открывались и незнакомые, куда более странные области. Она видела остроконечные черные горы, освещенные пурпурной зарей. Звезды, собранные в неизвестные ей созвездия, освещали темные небеса. Она видела серые моря, неподвижные и плоские, под серыми облаками. Перед ней являлись бесконечные, убегающие за горизонт шелковистые луга, которые освещало двойное солнце. И многие другие картины, вызванные волшебной музыкой Джаризмы, возникали перед ее взором и скоро исчезали, а на смену им приходили новые и новые диковинные пейзажи.
Джирел казалось, что музыка, которую она слышала и ощущала всеми чувствами, звучит и в землях, мелькающих перед ее глазами. Словно эта навязчивая мелодия способна была преодолевать неизмеримые расстояния. Она звенела над мрачными морями, отдавалась эхом в краях, освещенных двойным солнцем. Настойчиво обращаясь к кому-то в далеких неизвестных странах, музыка проносилась над пустынями и горами, где никогда не ступала нога человека, проникала в другие миры и времена, пронзая тьму космоса. Может, это, конечно, и не так, но Джирел казалось, это именно так и должно быть. Перед ней открывалась сложная, бесконечно многообразная и непонятная Вселенная, а мир, в котором она жила и к которому привыкла, ограничивался плоским куском земли с висящим над ним голубым небом. «Это все волшебные чары»,— бормотала она про себя и перестала даже пытаться понять то, что выше ее понимания.