— Останови машину, — просит она.
— Что? Грузовик? Нет. Давай доедем…
— Останови чертов грузовик! — срывается на хриплый крик Мириам. Ей бы не хотелось, чтобы он получился таким, но ничего не поделать. Это напоминание о том, насколько слаба она, чтобы подобное контролировать. Мириам невесома, у неё кружится голова, затягивая в разверзнутую черную дыру.
Луис достаточно добр, чтобы не врезать резко по тормозам. Он сбрасывает скорость. Скулит гидравлика. Мужчина съезжает на обочину и останавливается.
— Хорошо. Спокойно, — говорит он, вытягивая перед собой руки.
Мириам скрипит зубами.
— Это самое худшее, что ты можешь сказать человеку, который очень даже не спокоен. Это как поджечь фитиль, Луис.
— Прости. Я не… очень в этом разбираюсь.
В этом? Он хочет сказать, в общении с сумасшедшими. Каковой она и является, вообще-то.
— Я тоже в этом не очень разбираюсь. — Тут же Мириам думает: «Но я становлюсь лучше. Неделя за неделей, месяц за месяцем, год за чертовым годом. В один прекрасный день всё это стекать с меня, как с гуся вода».
— Что случилось? — спрашивает Луис.
— Вопрос на миллион долларов.
— Скажи мне.
— Не могу, правда, не могу. Ты не… — Мириам делает глубокий вдох. — Мне нужно идти.
— Мы же в самом центре нигде.
— Это же Америка. Нигде — это везде. Везде — это где-нибудь.
— Я не могу позволить тебе уйти.
Мириам вылавливает с колен сигарету и трясущимися руками засовывает за ухо.
— Луис, ты очень хороший человек. Но ты выпустишь меня из грузовика, потому что понял, что я чокнутая. Я вижу выражение твоего лица. Ты уже думаешь: она не стоит никаких неприятностей. И это так. Я проклята. Я как фурункул у тебя на шее. Лучшее, что я могу для тебя сделать — уйти. А лучшее, что можешь сделать ты — вскрыть фурункул.
Схватив сумку, Мириам дергает дверь.
— Подожди! — кричит он.
Она не обращает на него внимание и тащится к шоссе. Ноги тут же промокают в первой попавшейся луже.
Луис пересаживается на пассажирское сиденье и открывает бардачок.
— Стой, подожди, — говорит он, роясь внутри. Луис вытаскивает белый конверт и когда вскрывает его, Мириам видит, что внутри:
Деньги. Толстая пачка Эндрю Джексонов.
Мозолистыми пальцами он вытягивает пять банкнот и протягивает Мириам.
— Возьми.
— Да пошел ты.
Он выглядит обиженным. Прекрасно. Ей и нужно было его обидеть. Мириам не любит это делать, но каждому нужно лекарство. Всякому необходимо своё лекарство. Горькое. Творящее чудеса.
— У меня много.
Это последнее, что ей надо знать. Это словно ставит на нем клеймо. Теперь в воображении Мириам он лежит мертвым, а его внутренности клюют вороны.
— Я не нуждаюсь в благотворительности, — говорит она, хотя это не так.
Его обида воплощается в нечто иное. Сейчас он злится. Луис хватает Мириам за руку достаточно сильно, но так, чтобы не сделать больно, и вдавливает деньги ей в ладонь.
— Здесь сто долларов.
— Луис…
— Слушай. Просто слушай. Иди в ту сторону, куда мы ехали. Примерно полчаса или около того. Ты наткнешься на мотель, моторные домики, что-то типа… бунгало на берегу. Там есть заправка и бар. Просто иди прямо и найдешь. Но с дороги сойди. Ты понятия не имеешь, какие странные типы здесь появляются по утрам.
— Я как раз знаю, какие странные типы здесь появляются, — отвечает она, потому что сама к ним относится. Мириам берет деньги. Она смотрит Луису прямо в глаза: он старается быть твердым, но даже сейчас его злость тает, засыхает словно короста и отваливается.
— С тобой все будет хорошо? — спрашивает он.
— Со мной всегда все хорошо, — отвечает она. — Тебе лучше вообще забыть, что мы встречались.
Мириам отстраняется и уходит. «Опусти голову. И не оглядывайся, тупица».
Ей нужно выпить.
Интерлюдия
Интервью
— Первое правило, — говорит Мириам, — я вижу то что вижу, когда кожа касается кожи. Если я дотронусь до твоего локтя в рукаве, тогда ничего. Если я надену перчатки, что и делаю, поскольку не хочу быть постоянным свидетелем этого безумия, тогда никаких видений.
— Это, наверное, ужасно, — говорит Пол. — Я хочу сказать… печально. Я имею в виду, снова и снова, и ты никогда не сможешь быть с кем-то по-настоящему близко, вот…
— Расслабься, Пол. Я справляюсь. Я же большая девочка. Но это подводит нас к правилу номер два. Или, может быть, номер три. Мне бы надо их записать. Правило в том, что видение случилось и закончилось. Оно не повторяется снова и снова… хотя, могу тебе сказать, что некоторые, очень неприятные видения, могут преследовать меня всю ночь. — Мириам замолкает и пытается ни о чем не думать. Перед её мысленным взором всплывает столько крови, столько страданий, столько последних мгновений жизни. Театр мрака, занавески которого всегда открыты. Танцующие скелеты. Щебечущие черепа.