Она на самом деле хотела покончить собой.
В этом есть смысл. Харриет была права.
Её жизнь была полным дерьмом. Мириам была сучкой судьбы. Мухой, летящей на дерьмо, плесенью, пожирающей отличный банан.
Она решила, что пришло время умереть.
Лежа на холодном, окровавленном полу, Мириам ощутила на груди тяжесть пистолета. Легонько подталкивая, затрачивая слишком много усилий, она повернула его так, чтобы дуло упиралось ей в подбородок.
Мириам взвела курок. Чтобы уже наверняка не промахнуться, она поплотнее прижала дуло к подбородку.
Но потом она увидела…
Две тени под дверью ванной.
Две тени, равные двум ногам. Ногам Харриет.
Мириам решила, что та подслушивает под дверью.
И это разозлило девушку.
Это было её мгновение. Её смерть. Харриет обставила всё довольно поэтично, но сейчас эта дура топчется по другую сторону двери, шныряет, высматривает.
Мириам поднимает пистолет. У неё такое ощущение, что мышцы готовы оторваться от кисти и уйти в собственное плавание по осколкам зеркала.
Она не стала прицеливаться, не стала представлять, где и как именно стоит Харриет. Всё случилось инстинктивно. Автоматически.
Она выстрелила: бах.
Пару секунд спустя раздалось бормотание («лапша на ковре») и грохот.
* * *
Мириам переступает через труп. Её измученному телу требуется масса усилий, чтобы с этим справиться. Прежде чем выйти из ванной, девушка смотрится в зеркало — лицо похоже на серую наволочку, набитую мягкими шариками. Бледная кожа резко контрастирует с красными кровавыми подтеками.
Мириам похожа на сцену убийства.
Но она жива, думает Мириам, стоя над телом Харриет.
Коренастая женщина лежит, открыв рот, кровь и мозги уже довольно прилично впитались в ковер.
Мириам переводит взгляд на перчатки Харриет.
— Похоже, мы всё-таки узнали, как ты умрешь, — говорит она. Такое ощущение, что у Мириам рот забит камнями или патокой. Девушка пытается засмеяться, но это слишком болезненно. Она кашляет. И опасается, что может выплюнуть свои собственные легкие. Каждый квадратный миллиметр тела отдает болью.
Мириам слегка пинает Харриет, опасаясь, что маленький Наполеон вцепиться зубами ей в ахиллово сухожилие, но женщина не являет чудесного воскрешения.
Итак: Луис.
Мириам не особо верит, что сможет его спасти. Но она знает, что будет там, когда всё случится. Так было в её видении.
Вопрос в том: где?
Нет. Стоп. Первый вопрос: когда?
Мириам нагибается — ой-ой-ой — и находит телефон Харриет в кармане брюк.
16:30
Луис умрет через три часа.
С мобильным телефоном в руке Мириам проходит через гниющую кухню в стиле 70-ых годов, и выходит через полуоткрытую дверь. Снаружи над длинными рядами тощих сосен протянулось серое небо.
Гравийная дорога, огибающая коттедж, исчезает среди деревьев.
Рядом на кривом заборе уселась толстая ворона, она пялиться на девушку.
— Понятия не имею где я, — обращается Мириам к птице. — Спасибо за помощь.
«Хорошо, думай, — размышляет она. — Сосновая пустошь Нью-Джерси. Вроде бы так, да? Какой-то миллион акров низкорослого кустарника и супеси. А Луис умирает на маяке. В Нью-Джерси их не так уж и много… ох-х-х-х, где-то примерно пара десятков. Думаю, смогу обшарить их все за оставшиеся три часа, как только доберусь до цивилизации. Которая вот там, стоит только за угол завернуть, а под «завернуть за угол» я подразумеваю «до хрена километров»».
Невыполнимое задание.
«Это не может быть невыполнимо! — думает она. — Я же здесь. Но должна каким-то образом показаться там. Что судьба хочет, судьба получает, а судьба хочет, чтобы моя задница оказалась на маяке. Думай!»
Но Мириам не может думать. Её мозг попал в западню, бьется о стену, подобно пчеле у оконного стекла. Может, дело в боли, притупившей способность мыслить. Может, это шок и раны, прыгающие в тандеме и пытающиеся побороть весь мыслительный процесс.
Мириам ищет знак. Если судьба желает, чтобы Мириам отсюда выбралась, она должна дать ей зацепку.
В руке Мириам оживает телефон.
Он звонит и вибрирует. Последнее пугает её настолько, что она готова зашвырнуть телефон подальше в лес, словно это живая граната.
К счастью, Мириам удается подавить этот порыв. Она смотрит на экран.
Фрэнки.
Сердце скачет галопом.
Мириам отвечает на звонок.
— Чего? — интересуется она, пытаясь сымитировать тон Харриет. Похоже, опухшие губы и разбухшее горло весьма этому способствуют.
— Как девчонка? — спрашивает он. Сигнал слабый, но Мириам его слышит.
— Никаких неприятностей, — отвечает она. И немного приукрашивает: — Этот коктейль вырубил её.
Фрэнки молчит.
«Черт! Идиотка. Не стоит приукрашать. Харриет бы не стала».
— Ты в порядке? — подозрительно спрашивает он.
— Я в порядке.
— Ты другая.
— Сказала же: я в порядке.
Еще одна пауза.
— Ты говоришь так, как будто собираешься что-то сделать с девчонкой. Например, сделать больно.
— Не вынуждай меня…
— Ладно! Ладно. Господи, не стоит так нагнетать.
Мириам вздрагивает и решает, что это её единственный шанс.
— Ты где? — интересуется Мириам.
— Мы взяли дальнобойщика. Я и забыл какой он здоровый. Понадобилось две дозы, чтобы его вырубить. Ингерсолл засунул его в Эскалейд, а я возвращаюсь забрать грузовик и сжечь его.
— Куда вы его повезете?
— Ингерсолл притащил свою жукообразную задницу куда-то на высоту. Говорит, что грядет буря, поэтому он хочет использовать всю её мощь и, эмм-м… как он там сказал… прочитать небеса. Мы на маяке, который будут перестраивать. Наверное, соорудят новый… огромный новый маяк. Или что они там, к чертям собачьим, меняют на этих маяках.
— Где находится маяк?
— А что?
«Твою мать! Понятия не имею что!»
Мириам закрывает глаза и делает попытку:
— Я перед тобой не отчитываюсь.
— Извини, — отвечает Фрэнки. — Эм. Барнегат, мне кажется. Остров Лонг-Бич. Где бы это не было, тут воняет дохлой рыбой и медицинскими отходами.
— Мне пора. Девка очнулась.
— Поцелуй её за меня, — говорит Фрэнки.
— Не стоит быть таким милым.
Мириам обрывает звонок.
Она держит телефон в руке. Боль всё ещё присутствует в теле девушки — бьет, словно в барабан, — но больше её не беспокоит. Мириам чувствует себя живой. Она существует.
Глубоко вздохнув, она выходит на подъездную дорожку.
Сделав шагов десять, Мириам оборачивается.
Она возвращается в дом буквально на тридцать секунд.
Когда Мириам появляется на улице снова, у неё в одной руке пистолет, в другой — дневник, а мобильный телефон лежит в кармане.
Она уходит.
Глава тридцать шестая
Первый час
Мириам чувствует себя так, словно идет уже несколько часов. Она проверяет телефон и всякий раз видит, что прошло лишь пять минут, а то и меньше.
Дорога из щебня (хотя дорога — это слишком смелое название для того, что является сплошными ямами и колдобинами) тянется лентой через склоненные к ней сосны и слабые кусты ежевики; лентой, которую, кажется, раскатали в саму бесконечность. Такое ощущение, что ходьба Мириам ни на йоту её не продвинула вперед. Адреналин пропал; с каждым шагом мышцы деревенеют, а тоненькой внутренний голосок задается вопросом: «Я и правда умерла? Может, уже началось трупное окоченение».
Вдоль дороги очень разрослись деревья, образуя навес из скелетоподобных рук. Воробьи и скворцы перелетают с ветки на ветку. Где-то вдалеке продолжает греметь гром.
— Вот она какая эта девушка, — говорит Луис, вышагивая рядом. — Я знал, что в тебе это есть. Эдакий дух сопротивления. Ты знаешь, когда погибнет Луис. Поэтому движешься вперед. Мне нравишься новая ты. Я всегда говорю, что надо бить фонтаном, а не сливаться в сточную канаву. Надо быть листом, который плывет в бурном потоке, а не плотиной, что ему противостоит. Я прав?