Павел стоял, точно оцепенев. Ему и не хотелось втайне подслушивать чужой разговор, и не мог он заставить себя или уйти прочь, или окликнуть Клашу. О каких особых отношениях, сложившихся между ним и Клашей, толкует этот тип? Что это за особые отношения? И почему они вдвоем в такой поздний час в комнате? Работают? Но то, о чем они говорят, с работой не связано…
Кажется, впервые с тех пор, как они стали жить вместе, Павел вдруг испытал чувство ревности. Вначале оно было каким-то глухим, саднящим, но потом, растравленное воображением, становилось все острее, становилось острее с каждым мгновением, и с каждым мгновением Павел все больше терял над собой власть. «Разве я не замечал, что в последнее время Клаша не в себе?.. Он ждет, что рано или поздно Клаша ответит ему взаимностью… Какая самонадеянная сволочь!.. Почему она так сказала: «Вы сумели отравить то, что когда-то для меня было радостью»? Почему Клаша ни разу ни словом не обмолвилась, что там у них происходит?.. Плевать мне на голос рассудка! О голосе рассудка и всяких там пережитках легко говорить тому, кто никого не любит и ничего на знает… Выходит, я не верю Клаше?.. Как же мы тогда будем жить?..»
— Наверное, ваш муж очень ревнив и вы боитесь? — Это голос того, за дверью. — Слушайте, Клаша…
— Уберите руки!
Павел ногой толкнул дверь, одна из створок резко ударилась о стену, и Селянин увидел, как испуганно вскочил со своего места Великович. Правда, он тут же заставил себя принять независимый вид, но страх и растерянность исчезли с его лица не сразу. Клаша же продолжала сидеть на краешке стула, и, казалось, ее мало удивило такое внезапное появление мужа: она, взглянув на него, как-то страдальчески улыбнулась, но нисколько не смутилась, а, похоже, даже обрадовалась.
— Чем обязаны вашему вторжению, молодой человек? — окончательно придя в себя и придав голосу соответствующую жесткость, спросил Великович. — Это редакция газеты, а не кабак, куда можно вваливаться без особого на то приглашения.
Не обращая никакого внимания на Великовича, Павел сказал, глядя на Клашу:
— Я не помешаю? У вас слишком деловой разговор?
— Садись, Павел, — ответила Клаша. — Я рада, что ты пришел… Это мой муж, — сказала она Великовичу. — Павел Андреевич Селянин.
— Ну, тогда я здесь, пожалуй, буду лишним. — Великович взял со стола свою папку и, уже собравшись уходить, с нескрываемым любопытством еще раз посмотрел на Павла. — Прошу прощения за столь нелюбезный прием. Извините, не знал-с… Покидаю…
— Зачем же покидать? — угрюмо бросил Павел. — Можно продолжить интересную беседу и в моем присутствии.
— Нет-нет, дела. Дела, молодой человек. Газетчики не располагают лишним временем. Это может подтвердить вам ваша супруга.
— Сядьте! — требовательно сказал Павел.
— Что?
— Сядьте, говорю! — повторил Павел. — И не суетитесь, га-зет-чик. Задерживать я вас долго не стану.
Великович искренне возмутился:
— Вы что? Что за тон? Вы отдаете себе отчет, где находитесь и с кем разговариваете?.. Клавдия Алексеевна, почему вы молчите?
Он решительно двинулся к выходу, однако Павел бесцеремонно взял его за плечо и грубо подтолкнул к дивану. Великович смотрел на Павла так, как смотрят на помешанного. Теперь он уже не мог скрыть своего страха и даже поглядывал на окно, словно прикидывая, услышат ли его, если он закричит и позовет на помощь. Перехватив его взгляд, Павел усмехнулся:
— Храбрец! — И тут же повернулся к Клаше, словно бы безучастно наблюдавшей за всем, что здесь происходило. — Что случилось, Клаша? Я немного слышал, о чем вы здесь говорили… Кто этот тип? Почему он с тобой так? Ты можешь мне обо всем рассказать?
Клаша закрыла лицо руками и долго сидела в какой-то горестной окаменелости, а Павел вдруг подумал, что все здесь, наверное, очень сложно, что Клаша, может быть, страдает сейчас оттого, что в чем-то перед ним виновата, и ей страшно трудно о своей вине говорить, потому-то она и молчит Зачем же, в таком случае, о чем-либо у нее спрашивать?
Клаша наконец отняла руки от лица, попросила:
— Сядь рядом со мной, Павел… Я обо всем тебе расскажу. При нем. — Она кивнула на Великовича. — Так будет лучше… Честнее, хотя все это мелко и отвратительно… Знаешь, что он однажды сказал? «Мы с вами не дети, мы через многое уже прошли и всё понимаем… Зачем лишать себя даже мимолетных, но вполне естественных удовольствий?..» Вот с этого-то все и началось. С этого, Павел. Я дала ему должный отпор, но надо хорошо знать таких типов, чтобы понять, какими они могут быть мелкими и мстительными. Он и вправду отравляет мне жизнь, и я ничего не могу сделать…