— Та-а-ак! — протянул Бродов. — Значит, решил Бродова в жертву принести? Чтоб самому настоящим героем перед Министром выглядеть? Посмотрите, дескать, на Петра Сергеевича Батеева, оцените его мужество. Кругом — враги, вроде Бродова, кругом — баррикады, а Петр Сергеевич Батеев — на штурм. И победил. Орден ему, на пьедестал почета его, а Бродова — вон! В шею, чтоб под ногами не путался!
Он неожиданно рассмеялся, прошел к своему креслу, сел, развалясь, положил на стол белые, почти по-женски выхоленные руки. Смеялся он громко и, как казалось, весело, у него даже слезы на глазах выступили, и он, подняв руку, тыльной стороной ладони вытер их и все это время неотрывно глядел на Петра Сергеевича Батеева, точно перед ним сидел этакий чудак, над которым не велик грех и посмеяться. А Петр Сергеевич, не показывая своего удивления этим неожиданным взрывом веселья, все же немало удивлялся, никак не догадываясь о его причине.
Наконец Арсений Арсентьевич сказал:
— А ты, Петр Сергеевич, действительно смахиваешь на провинцию. Наивностью своей, понимаешь? Неужели и вправду думаешь, будто Бродова — в шею, а тебя — на пьедестал? А? Честно скажи, я не обижусь, вот те крест святой!
— Так не я же об этом думаю, а вы, Арсений Арсентьевич, — улыбнулся Батеев. — Вы, а не я, такую гипотезу высказали. Я даже не знаю, зачем Министр пригласил меня. Догадываюсь, конечно, но… Откровенно скажу, Арсений Арсентьевич, неприятен мне подобный разговор. И не могу понять, с какой целью вы его затеяли? Хотите все сгладить? Хотите припугнуть? — Он пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, не считая больше нужным находиться в кабинете Бродова и беседовать с ним.
Но Бродов живо вскочил со своего кресла, догнал Петра Сергеевича и, взяв его за локоть, сказал:
— Подожди, Петр Сергеевич. Еще пару слов. Ты, небось, думаешь, что я перед Министром тень на тебя бросал? Поэтому и неприязнь ко мне? Так вот слушай: ни единого худого слова о тебе сказано не было. А струг твой я в глазах Министра поднял до небес. Веришь?
— Я пойду, Арсений Арсентьевич, — сказал Батеев. — Время уже.
Однако Министр принял их сразу обоих. Был он по какой-то причине хмур, но все же с Батеевым поздоровался тепло и даже, хотя и скупо, улыбнулся и, показывая на стул у своего стола, заметил:
— Давно хотел видеть тебя. Петр Сергеевич, да все недосуг. Как живешь-можешь? Война с нашими горе-технократами не вышибла тебя из седла?
— Он же давно с донскими казаками побратался, — подхватил Бродов, — и сам теперь почти как казак. А их из седла не вышибешь!
Министр взглянул на Арсения Арсентьевича так, словно только сейчас его и приметил. Несколько мгновений молчал, вроде как с удивлением его разглядывал, и вдруг мрачно сказал:
— Некоторые наши работники, товарищ Бродов, любого всадника из седла вышибить могут. Наловчились.
— Это так, это так, это так! — подхватил Бродов, тихонько засмеявшись. — У нас это могут, у нас это могут… Наловчились…
Арсений Арсентьевич стоял рядом с Министром, обхватив руками спинку стула, и Петр Сергеевич видел, как нервно вздрагивают его пальцы. Кажется, видел это и Министр. Поморщившись, он предложил:
— Садитесь, товарищ Бродов. И разрешите выслушать вас несколько позже. Не возражаете?
— Прошу прощения. — Бродов покорно наклонил голову и повторил: — Прошу прощения…
Министр снова обратился к Батееву:
— Так как же, Петр Сергеевич? Вышибли вас наши горе-технократы из седла? Что в постель они вас уложили, об этом я слышал. Или слухи преувеличены?
— Теперь все в порядке, — улыбнулся Батеев. — Все, как принято говорить, в норме. Для нас сейчас главное, товарищ Министр, дать новому струговому комплексу хороший разбег. Мы думаем, что у него большое будущее. Особенно у нас, где угольные пласты остаются все менее мощными.
— А как приняли ваше новое детище шахтеры? В первую очередь я имею в виду рабочих очистных забоев. Судя по тому, как они окрестили машину — Устей, кажется? — она пришлась им по душе?
— Рабочие верят в комплекс, товарищ Министр, — ответил Батеев. — Верят! Как верят и в идею научно-технической революции… Приняли ее как свое кровное.
— Теперь это уже не идея, — заметил Министр. — Это, Петр Сергеевич, уже жизнь… Значит, верят?
— Верят.
— А вы? — Министр резко повернулся к Бродову, и тот от неожиданности вздрогнул, точно его ударили. — А вы, Арсений Арсентьевич, во что верите? Что для вас в вашей работе является святым?
Бродов все же сумел подавить в себе минутное замешательство и, хотя заметно побледнел, ответил более или менее уверенно: