— Не надо! — самому себе говорит Павел. — Не надо, чтобы сердце было холоднее…
Глава одиннадцатая
В лаве, где работала струговая установка УСТ-55, вдруг было обнаружено резкое утонение пласта: до двадцати пяти — тридцати сантиметров. Богдан Тарасович Бурый приказал прекратить работу и по телефону вызвал Павла Селянина, который в это время находился в шахтоуправлении. А рабочим сказал: «Такой пласт брать — себе в убыток. Процентов семьдесят породы пойдет, не меньше. И план полетит к черту. Начнут склонять во всех падежах — света белого невзвидишь, да и заработаете вы тут меньше студенческой стипендии…»
Павел спустился в шахту тотчас же и полез в лаву. Там стояла небольшая тишина, лишь кое-где раздавались приглушенные голоса рабочих. Приближаясь к замершему, точно споткнувшемуся на полпути стругу, Павел ясно различил голос Лесняка:
— Напрасно паникуем, Богдан Тарасович. Пласт наверняка выправится, и все войдет в норму. Не бросать же из-за этого всю лаву.
— А твое дело, между прочим, маленькое, — грубо ответил бригадир. — Твое дело помалкивать, а что дальше с лавой — решать будут другие.
Богдан Тарасович редко выходил из себя и почти никогда никому не грубил, предпочитая этому едкие подковырочки, сказанные тихим и даже ласковым голосом. Наверное, сейчас он был зол, как черт, и не в его силах оказалось сдержать крайнее раздражение. Может быть, на этом он и остановился бы, если бы Никита Комов не подал реплику:
— Твое дело, товарищ Лесняк, сопеть и не совать нос туда, где его не желают видеть. Все ясно?
— Между прочим, твое дело тоже сопеть, — огрызнулся Бурый на Никиту. — Шибко все грамотные стали.
— А вам какие грозы нужны? — бросил Никита. — Чтоб в лаптях ходили и «деда-баба» по складам читали? Кстати сказать, я с Лесняком согласен, надо продолжать работать. Щедрые какие дяди: бросайте коту под хвост сотни тонн угля, обойдемся и без него. Уголь-то чей? Мистера-Твистера? Или наш?
Бурый ничего Никите не ответил. Решил, наверное, что дискуссия все равно ни к чему не приведет, так как последнее слово в таких случаях принадлежит руководству шахты. А может, обиделся. В конце концов, он же и о рабочих печется. Ведь если дадут команду продолжать выбирать этот пласт, заработки действительно упадут. Они что, эти типы, миллионеры?..
Павел внимательно стал разглядывать пласт. Мощность и вправду падала резко — таких внезапных геологических нарушений он никогда раньше не наблюдал. Уже в трех-четырех метрах от начала утонения пласт сужался почти наполовину и чем дальше, тем больше, а над ним — ложная кровля, порода, которую, если пласт придется разрабатывать, надо будет выбирать вместе с антрацитом, иначе тут не пройдет никакой струг Павел из опыта знал: в подобных случаях лаву часто бросали — работа в ней становилась нерентабельной. Себестоимость угля резко возрастала, производительность падала, на обогатительной фабрике поднимали шум: что даете — породу или уголь?
Таким образом, тревогу Богдана Тарасовича Бурого Павел понимал. Но он не понимал того, с какой легкостью бригадир решал вопрос. Будь его воля, он наверняка приказал бы немедленно бросить лаву и поставить на этом точку. А то, что здесь остались бы лежать сотни, а может, и тысячи тонн антрацита, его, видимо, не беспокоило. И это — бригадир! Никита Комов молодчага: «Уголь-то чей? Мистера-Твистера?..»
Павел подполз к стругу, где собралось почти все звено, и сказал Бурому:
— Придется вызывать маркшейдера. Надо точно знать, где снова начнется рабочий пласт. Мне кажется, метров через пятьдесят все войдет в норму. Не может быть, чтобы по всему залеганию…
— А почему не может быть, Павел Андреевич? — прервал его Бурый. — Тут на чутье рассчитывать не приходится… Ну, а если и пятьдесят метров? Погорим же мы, Павел Андреевич? И Костров на это не пойдет. Был бы на шахте Симкин, он тоже на это не пошел бы. Я Андрея Андреевича знаю. И вы знаете. Опыт! Голова!
Павел про себя усмехнулся: хитер Богдан Тарасович, хитер! С ходу хочет посеять сомнения. А может, и запугать хочет: ответ-то, дескать, перед Андреем Андреевичем держать придется. Что, товарищ Селянин, ответишь? Бригадир-то тебя предупреждал!
Андрей Андреевич Симкин три дня назад ушел в отпуск. Уходя, сказал Павлу:
— Бери все на себя. Взваливай! И главное — все решай смело. Кто знает, что будет дальше? Вдруг тебе так и придется остаться начальником участка… Краем уха слышал, будто хотят меня перевести на «Западную» главным инженером. Не точно это, но…