— Подожди, Саня, не горячись. — Павел выключил свою лампочку, и теперь Кирилл почти не видел его лица, но ему почему-то казалось, что Селянин смотрит именно на него, смотрит не то иронически, не то вызывающе, словно проник в те его мысли, которые Кирилл никому не хотел открывать. — Я, Саня, думаю вот о чем, — продолжал Павел. — Сколько мы тратим времени, чтобы подготовить ниши для комбайна? Сколько тратим на это сил? А уголь? Ты не знаешь, сколько штыба дает комбайн? Не знаешь, в какую копеечку этот штыб обходится государству и нам с тобой?
Павел снял со стоявшего конвейера плиту антрацита, подержал ее в руках и передал Шикулину. Тот посмотрел на плиту так, точно видел впервые, затем осторожно снова положил ее на конвейер. И спросил:
— Ну?
— Вот тебе и ну! — сказал Селянин. — С комбайна ты такие плиты снимешь? Это же экстра, чудак ты человек, Саня! Это же деньги!
— В туманном будущем! — усмехнулся Лесняк. — А сейчас — пшик. — Он взглянул на Шикулина. — Я не о тебе, Саня, я об угле.
— И я об угле, — Павел говорил все так же спокойно и убежденно. — Я тоже об угле, Лесняк. Ты что, хочешь жить одним днем? Только сегодняшним? Правильно, мы сейчас отстаем, но разве это работа вхолостую? Пускай «УСТ-55» в конечном счете сойдет со сцены, все может случиться. Так ведь конструкторы не слепые люди, они же все равно найдут причины неудач, им надо только время и наша помощь. Я неправильно говорю, Лесняк? Человек в космос полетел как? Сразу сел в кабину звездолета и — пошел? Наверняка два десятка кораблей сперва испробовали, а уж потом — пошел! А мы… Короче говоря, я за то, чтобы продолжать.
— А разве я сказал, что совсем против? — Лесняк пожал плечами и посмотрел на Павла так, будто тот незаслуженно в чем-то его обвиняет. — Мы ведь с Саней о чем? О чем мы с тобой, Саня?
Кирилл молчал. Он видел: та убежденность, с которой говорил Павел, уже передалась шахтерам, и ему, Кириллу, переубедить их теперь не удастся. Да ему и нельзя было этого делать. Ему надо было отступить, отступить обязательно, по крайней мере сейчас. Правда, не очень-то весело было сознавать, что тебе нанесли поражение, но приходилось с этим мириться.
Кирилл взглянул на Павла. Тот стоял теперь чуть позади бригадира, густая тень от стены штрека падала на его фигуру, и Павел казался невероятно огромным — настоящий великан. Вот он шагнул вперед, положил руку на плечи Лесняка и что-то ему сказал. Лесняк засмеялся. Но тут же оборвал смех и стал к чему-то прислушиваться. Павел тоже насторожился, какая-то неосознанная тревога охватила его. Да и сам Кирилл уже почувствовал: сейчас что-то произойдет. Может быть, он почувствовал это по едва уловимому колебанию воздуха, слегка коснувшегося его лица, а потом он услыхал необычный звук, тоже едва уловимый, точно он донесся из дальних глубин земли, но очень знакомый. И когда он услыхал этот звук, ему сразу стало ясно, что через мгновение где-то совсем рядом случится беда. Он хотел закричать, предупреждая об опасности, но в этот миг в лаве внезапно упала долго отстаивавшаяся кровля.
Так же, как раскаты грома в ущельях, эхом перекатываясь от скалы к скале, дробясь об острые уступы гор, по штреку пронесся все заглушающий грохот, и тугая волна воздуха с силой ударила Павлу в лицо, сбила его с ног и на миг ошеломила, словно накрыв удушливым, разрывающим легкие валом. Он на ощупь отыскал отлетевшую в сторону «головку», включил лампочку и в узком луче света увидел метнувшегося к лаве Лесняка. Кирилл закричал:
— Назад!
Однако Лесняк уже успел нырнуть под нависшую, чудом державшуюся на одном анкере берму и мгновенно скрылся в лаве. Вслед за ним туда же бросился Шикулин, но бригадир схватил его за плечо, сказал:
— С ума сошел? Или жить надоело?
Лесняк появился минуты через три-четыре, не больше. Постоял, виноватыми глазами глядя на Кирилла, помолчал, потом с облегчением доложил:
— Устю лишь слегка привалило. Везучая девонька, откопаем запросто.
Вымывшись в душе, Павел решил заглянуть в столовую, где еще утром видел коробки с зефиром в шоколаде — любимое лакомство матери. Сейчас, попросив буфетчицу завернуть пару коробок, Павел собрался уже уходить, как вдруг почувствовал, что кто-то пристально на него смотрит. В столовой было немного людей и, оглянувшись, Павел сразу увидел Клашу Долотову, литработника многотиражной газеты. Их взгляды встретились лишь на короткое мгновение. Клаша, в одиночестве сидевшая за столиком и рассеянно помешивавшая ложечкой остывший кофе, тут же опустила глаза, и можно было подумать, что она не увидела Павла. Пожалуй, ему тоже стоило сделать вид, что и он не заметил девушку — это было бы, наверное, лучше и для нее, и для него. Но Павел, ни минуты не колеблясь, направился к ее столику и, подойдя совсем близко, сказал, за шутливым тоном скрывая невольное смущение: