За окном бушевала самая натуральная буря. Тучи были такими низкими, что, казалось, небо готовится обрушиться на Хогвартс. Черные, с темно-серыми прожилками, они казались сделанными из гранита, тяжелого и холодного, способного похоронить под своей массой их всех. Ветер, гулявший по окрестностям, можно было назвать скорее ураганом. Он гнул практически до земли вековые деревья Запретного леса, и они стонали под его напором. Те, что были уже не в силах гнуться, ломались с оглушительным треском, ничуть не уступавшим грохоту грома. Гермиона стояла у окна, она смотрела на лес издалека и сверху, но все же вздрогнула, когда практически на самой опушке леса переломилась пополам огромная ель и покатилась к Черному озеру. Гермиона проводила ее взглядом и зябко поежилась, когда ель обрушилась в воду, подняв фонтан брызг, которые на несколько мгновений рассеяли темно-серую дымку тумана, что клубилась над озером. Этот туман Гермионе совершенно не нравился. Он не просто стелился над озером. Он казался живым, он поворачивал в сторону замка, несмотря на боковой ветер, и он двигался. Движение его явно не зависело от ветра, он будто хищник, крался к замку, и Гермиона поняла, что теперь точно не сможет спать, пока не закончится этот жуткий дождь. Какое-то странное предчувствие обуяло ее. Казалось, стоит закрыть глаза, и этот туман укроет тебя своим антрацитовым саваном, выпьет из тебя все соки и превратит в тяжелую гранитно-черную тучу. Стоило только подумать об этом, как паника захлестывала с головой, вспенивалась на коже, толкала в спину, заставляла ноги подкашиваться, а руки – дрожать. Гермиона вцепилась в холодный камень стены, чтобы не упасть, и хотела отвести взгляд от окна, повернуться к стихии спиной, но не смогла, будто бы буря черно-серых красок загипнотизировала ее. Так она и смотрела на туман, что дюйм за дюймом сползал с озера, двигаясь к замку, медленно и неумолимо. Он закручивался внутри самого себя в маленькие вихри, и от них на непроницаемой угольно-черной глади озера появлялись небольшие воронки. Холодное липкое чувство враз поглотило Гермиону, она ощущала, что туман уже вползает в ее сердце, уже клубится там, хотя и не дошел еще до замка.
Осознание пришло настолько внезапно, что Гермиона чуть не захлебнулась им и резко отвернулась от окна. Глаза, избалованные вспышками молний, никак не хотели различать в темноте гостиной очертания предметов, но даже кромешный мрак не мог помешать ей понять одну простую вещь: когда они с Гарри и Джинни спустились в гостиную, с потолка капала вода. Та самая вода, каплями которой рассыпался Рон. А теперь в гостиной стояла оглушающая тишина. Гермиона прислушалась, надеясь услышать хотя бы сонное дыхание Гарри, или какое-то шевеление в спальнях наверху, но в Гриффиндорской башне царило безмолвие. И тут до ушей Гермионы, чей слух невероятно обострился в темноте, донеслось шипение. Еле слышное, почти незаметное, оно доносилось от камина. Как раз оттуда, куда капала раньше вода. Отсвет молнии осветил гостиную, и Гермиона еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть от удивления и испуга: вода, стекшая с потолка и расплывшаяся уродливой черной лужей у камина, исчезла. От того места, где она красовалась, теперь тоненькой струйкой поднимался дымок. Гермиона прищурилась и вгляделась во мрак. Это был не дым, нет. Туман поднимался с пола, собираясь в небольшой сгусток. Гермиона сглотнула, и сгусток колыхнулся, будто бы ища источник звука. Безумная мысль вспыхнула в мозгу, но тут же была отброшена. Не может же туман быть живым, способным рассуждать и искать цель. И все же Гермиона отошла в тень стены, опасаясь, что сгусток заметит ее силуэт, подсвеченный грозой, и одновременно ругая себя за глупый, почти первобытный страх перед таинственным явлением. Но стоило только прижаться к стене, как сгусток тумана шевельнулся и замер. Внезапно Гарри всхрапнул, и Гермиона еще сильнее вжалась в стену и затаила дыхание, умоляя сердце не так громко колотиться в тишине ночной гостиной. Однако в следующий миг она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть, когда туман хищным зверем взвился над Гарри и стремительно прошил его насквозь, вылетев из спинки дивана. Гарри рвано выдохнул, будто от боли, и потер бок. А сгусток тумана рванулся в сторону окна, заставляя Гермиону разве что не сливаться с камнем стены. Он замер на несколько мгновений, а затем прошел сквозь стекло, устремившись вниз, к подножию замка, словно камень. Гермиона, наконец, отошла от стены и вернулась к окну, наблюдая округлившимися от непонимания и страха глазами за его стремительным падением. Пальцы на ногах похолодели, а руки крупно дрожали, нервы звенели, словно стальные нити, когда Гермиона увидела, что сгусток достиг земли и слился с пеленой тумана, которая была уже на подступах к замку. Туман уже клубился около Гремучей Ивы, которая даже не пыталась отогнать его своими ветвями. Промокшая и оттого почерневшая, одинокая стояла она перед приближающимся туманом, словно отчаянный воин, вышедший против вражеской орды. Туман окутал ее по самую верхушку, такой густой, такой плотный, что за ним не было видно даже очертаний Ивы. Он будто кружил вокруг нее, причудливо играя переливами серого в отблесках молний. Лишь по небольшим завихрениям, закручивавшимся то тут, то там, словно туман пытался окутать каждую веточку по отдельности, Гермиона понимала, что Ива еще на месте. Безумная догадка поразила ее, и столь же безумны были попытки прогнать ее прочь из головы. Гермионе на миг показалось, что туман ядовит, что он пытается отравить каждую веточку, каждый листочек Ивы, будто переманивая несчастное дерево на свою темно-серую сторону.
Туман схлынул подобно воде, обнажая абсолютно черный ствол Ивы и ее поникшие ветви. Гермиона присмотрелась и обомлела: под Ивой стояла фигура, облаченная в черные одежды. Она была высокой и худой, будто бы вытянутой. Сначала Гермионе показалось, что фигура под деревом колышется на ветру, но, присмотревшись, она увидела, что это не так. Фигура не колыхалась, нет, она переливалась, словно была вся из черной жидкости, которая мерцала в свете грозы. Причудливые завихрения темно-серого и глубокого черного цветов создавали впечатление, будто фигура формируется из дыма и этот процесс еще не завершился. Гермионе хотелось броситься наутек, но в то же время она не могла оторвать глаз от черного человека под Гремучей Ивой. А он, казалось, был абсолютно равнодушен к бушующей буре, к грохочущему грому и треску ломающихся деревьев, к хлестким каплям дождя и к пронзительному ветру. Фигура неподвижно стояла в эпицентре, и даже плащ ее ни разу не шелохнулся, словно бы она сама была источником бури или подчинила ее себе. Гермиона с трудом убедила саму себя, что от человека под Ивой она защищена как минимум стенами замка, и он не может ее увидеть и услышать, и наконец-то выдохнула, расслабив и слегка опустив плечи. Она была в безопасности, да. Фигура в плаще, из-под которого сочился туман, да и сама словно сотканная из дождя и тумана, не могла до нее добраться. Гермиона была слишком высоко и далеко. За массивной каменной стеной. Да что там, фигура даже не знала о ее, Гермионы, существовании. Дыхание пришло в норму, сердце уже не колотилось бешеной птахой, а равномерно отбивало удары.