— Не весело, — присвистнул Георгий, — копать-то я могу… от забора и до заката.
— Это и предстоит, — кивнул фольксдойч, — и кормят тут плохо, часто вообще забывают обед дать, экономят. Да и плевать им на нас. Кто мы? Рабочий скот.
Все его предсказания сбылись в полном объеме. Нашу группу сразу же разделили на разные участки, разбив на небольшие команды по пять-шесть человек. Нас с Зотовым, Вольдемаром и еще двумя военнопленными под присмотром одного конвойного отвели за один из заводских корпусов и приказали рыть канаву под электрический кабель вдоль строения, вручив ломики и лопаты.
Сначала мерзлую землю приходилось долбить ломами, пробиваясь на глубину, потом выгребать все лопатами и опять долбить. Глубина канавы предполагалась в полтора метра, но работа шла тяжело, а кроме самых простых орудий труда никаких подручных средств не имелось. Обычным мини-трактором с ковшом я прокопал бы нужную канаву за пару часов, нам же, судя по всему, предстояло рыть ее несколько дней.
К другим корпусам завода и ангарам, между которыми ходили заводские рабочие, нас и близко не подпускали. Видно, там как раз и находилось основное производство, да и охраны там было значительно больше, чем на нашем и соседних участках.
Приставленный к нам караульный откровенно скучал и то и дело доставал из портсигара папиросы, выкуривая их одну за другой. Участок предварительно пометили колышками, наметив маршрут для работ, поэтому нас пятерых фактически предоставили самим себе. Тот самый офицер, главный в конвое, лишь раз в час прохаживался мимо, контролируя ход работ. По его виду, он дико тяготился подобным времяпрепровождением, и вообще, по выправке и стати я заподозрил в нем кадрового военного, и, судя по его фельдфебельским нашивкам на воротнике, и черепам со скрещенными костями на груди, а так же черным крестом на кармане, перед нами был не простой офицер.
— Второй рапортфюрер Алекс фон Рейсс, отпрыск знаменитой Рейсской династии, они когда-то правили в Тюрингии, — пояснил Вольдемар, невольно заметив мой интерес. — Отличился на фронте, но был ранен и отправлен в тыл на излечение. Временно отправлен в Заксенхаузен.
— Аристократ служит в СС простым вторым рапортфюрером? — удивился я.
— Тут проще всего сделать хорошую карьеру, можно быстро подняться по служебной лестнице, если имеются определенные амбиции. Если хорошо зарекомендовать себя и попасться на глаза Гиммлеру, то взлет обеспечен. Думаю, он здесь именно по этой причине.
Вольдемар оказался крайне осведомленным человеком, умеющим услышать и запомнить полезную информацию, такой нам точно пригодится… если, конечно, захочет рискнуть всем. Разумеется, сам я не был уполномочен приглашать его в движение, но после обязательно поговорю с Зотовым, и если фольскдойч пройдет все проверки, то вполне может стать одним из нас.
Между тем, час сменялся следующим часом, работа постепенно продвигалась, канава удлинялась и углублялась, может, чуть медленнее, чем хотелось бы. Но почва была сложная, попадалось много камней и разросшихся во все стороны корней деревьев, которые приходилось выкорчевывать, буквально выламывая их кусок за куском.
Зотов упрямо долбил землю, но я видел, что он с непривычки уже натер кровавые мозоли на ладонях, а перчаток или варежек у нас не было. Обмотать бы чем-то руки, было бы легче, но спрашивать караульного было опасно, а никаких материалов нам не выдали. Мне было проще, я выгребал землю из канавы лопатой и откидывал ее в сторону.
День перевалил за половину, но кормить нас никто не спешил. Да и вообще, кажется, о нас совершенно позабыли, даже фон Рейсс уже пару часов не появлялся в поле зрения, лишь наш караульный начал волноваться, видно почувствовав голод. Пару раз он подошел к нам, наблюдая за работой, потом отходил, и вновь подходил. Я видел, что он явно хочет отлучиться, либо в туалет, либо поесть, но не решается это сделать без разрешения офицера.
Я выбрался из канавы и, подняв руки вверх, сделал пару шагов в сторону конвойного. Тот нервно наставил на меня автомат, но я негромко заговорил по-немецки, стараясь его успокоить:
— Господин офицер, — преувеличил я его чин, — мы трудимся уже много часов… нам бы попить воды и съесть хоть что-то горячее… иначе, скорость работ упадет вопреки нашей воле.
Немец удивился моему знанию языка, но задумался и опустил оружие. Я понимал, что отлучаться с поста ему запрещено, но ему это было явно необходимо. Кажется, все же подвел живот, за который он непроизвольно держался левой рукой, а тут как раз появилась причина — просьба жалких унтерменшей о пище и воде.