Надо выручать человека!
— Разрешите обратиться, господин офицер! — отчеканил я по-немецки, вытянувшись во фрунт и выпятив подбородок вперед.
Рейсс с толикой любопытства перевел взгляд на меня.
— Кто таков?
— Рядовой Шведов, бывший стрелок-радист, попал в плен в декабре 1943 года, после этапирован в Заксенхаузен.
— Обращайтесь!
— Это человек… господин инженер, как вы его назвали, совсем не говорит по-русски. К счастью, я прекрасно владею немецким, моя мать была школьной учительницей немецкого языка, и с детства я говорил на нем. Поэтому, я прекрасно понял господина инженера, и мы с товарищем вызвались ему помочь.
— А где же был ваш конвойный? — глаза Рейсса опасно сузились.
— Не могу знать, господин офицер. Он отлучился за несколько минут до этого.
Тут же, в подтверждение моих слов, с другой стороны корпуса показалась фигура конвойного. От торопливо бежал, чуть придерживая штаны рукой. Автомат болтался у него на плече, постукивая его по бедру. Увидев сборище вокруг машины, конвойный непроизвольно замедлил бег, а потом и вовсе перешел на шаг. Казалось, будь его воля, он вообще развернулся бы и припустил в обратном направлении.
— Обершутце, подойдите ко мне! — голос фон Рейсса звучал подозрительно тихо, но я чувствовал в его интонациях шипение затаившейся змеи.
Конвойный, с нашивками обер-солдата, нехотя приблизился и замер, глядя в сторону.
— Вы без приказа оставили охраняемых вами людей? — недобро поинтересовался Рейсс. — В результате чего двое из них бесконтрольно разгуливают по закрытой территории. Вы понимаете, что вы наделали?
— Но… господин рапортфюрер, — перепугался солдат, — мне должны были прислать смену… время обеда давно миновало, а я с утра ничего не ел… к тому же у меня прихватило живот, и я не мог дольше терпеть, а рядом никого не оказалось…
Фон Рейсс понимающе кивал, слушая оправдания обершутце, а потом сделал шаг вперед. В руке его, словно по мановению волшебной палочки, оказался «Вальтер», и, недолго думая, он ударил солдата прямо в лицо, разбив его в кровь и, кажется, выбив несколько зубов. Конвойный еще некоторое время стоял вертикально, потом колени его подогнулись, и он кулем рухнул в лужу.
Без сознания. Готов.
Все присутствующие застыли на месте, даже автоматчики были ошарашены жестокостью фон Рейсса к собственным подчиненным. Застрели он меня или Зотова, никто бы и носом не повел — к такому привыкли… но бить по такому, казалось бы, пустяку кадрового солдата СС было не принято.
— Убрать это, — Рейсс брезгливо ткнул пистолетом в сторону тела и сунул его в кобуру у пояса. — Вы двое — вернуться к работам! А вас, господин инженер, впредь попрошу без разрешения офицера не контактировать с заключенными. Вы могли пострадать!
— Да-да, — испуганно закивал тот, — я понимаю… ни в коем случае…
Мы с Зотовым переглянулись и, пока рапортфюрер не передумал, побежали к нашей канаве. Автоматчики подхватили тело солдата и потащили его прочь.
— Злобный ублюдок, — прохрипел на бегу Георгий, — своих не жалеет. Значит, нас с тобой забьет с особой жестокостью при первом же подозрении.
— Что тебе передал инженер?
— Лучше тебе этого не знать, Вася.
— Недостаточно доверяешь?
— Это не мой тайна, должен понимать. Если генерал решит, сам расскажет. Я всего лишь курьер, и не больше.
В целом, я и не настаивал на ответе. Лишь вчера узнав о существовании подполья в лагере, конечно, мне хотелось активно влиться в сопротивление, но навязываться я не собирался. Если пройду окончательную проверку, мне об этом сообщат. Впрочем, уже то, что я участвовал в сегодняшней операции, многого стоит. Теперь бы сохранить груз и передать его в руки Маркову.
Я опасался, что фон Рейсс может устроить личный досмотр всех заключенных после инцидента, но тот, видно, удовлетворился смертью солдата.Всего одно убийство в день? Слабовато для рапортфюрера. Тот же Зорге, по рассказам, мог застрелить до сотни человек в сутки, причем делал это лично. Как вурдалак, который никак не может напиться человеческой крови, он получал от убийств особое удовольствие, которое ничем нельзя было заменить. Чистый наркотик, суррогата к которому не придумали за все время существования человечества.
Мы трудились до позднего вечера, при этом о кормежке никто так и не позаботился, и животы сводило от голода. Вдобавок, у меня дико разболелась голова. Сказалось все: впечатления от прошлой ночи, тяжелый дневной труд, ситуация с инженером. Затылок ломило с такой силой, что любое движение причиняло физическую боль.