Едва я аккуратно приоткрыл дверь своего бывшего барака и ступил внутрь, как меня схватили за одежду и с силой куда-то потащили.
Точнее, попытались это сделать. Но я тут же подбил нападавшего под руки, схватил за отворот одежды и провел классический бросок через бедро, тут же оказавшись сверху и приготовившись бить.
— Фашист! Мразь! — послышался сдавленный хрип. — Я все равно до тебя доберусь! Ты сдохнешь! Сдохнешь!
Так, понятно, как я ни таился во тьме, но мой приход в барак кто-то отследил, и теперь меня пытаются убить. За что? Тут и гадать нечего, я бы и сам захотел задушить каждого предателя, представься лишь подходящий случай. Вот только напавший на меня забыл, что своими действиями он подставлял не только себя, а целиком весь барак. Убей он меня, и завтра казнили бы каждого десятого… или даже каждого пятого. В худшем случае, убили бы всех — в назидание остальным.
Я, наконец, узнал его — Гришка, тот самый парень, с которым мы копали траншею на заводе. Молодой, горячий, неистовый.
Чуть ослабив хватку, чтобы ненароком не придушить его насмерть, я негромко произнес:
— Если отпущу, будешь вести себя смирно?
— Убью тебя, гад! Сдохнешь!
Выбора не оставалось, и я чуть крепче сжал его шею, ровно до того момента, пока он не отключился, а потом отпустил, чтобы не перестараться и не прикончить парня на самом деле.
Тут в коридоре появился человек со свечным огарком в руках. Зотов.
Мгновенно оценив ситуацию, он вполголоса уточнил:
— Этот живой?
— Очнется через полчаса. Скажешь, что ему все привиделось. Упал в обморок от голода. Кстати, вот немного провианта… — я выложил хлеб и тушенку на стол.
— Рассказывай! — потребовал Зотов, мазнув безразличным взглядом по продуктам.
Я быстро выложил свою главную новость о скором приезде Гиммлера, потом поведал, как провел день и поделился сомнениями, что не смогу выполнить задачу и доставить пленку по назначению. Я вытащил ее из потайного кармана и положил на стол.
— Забери, прошу! Ты не понимаешь, я могу сорваться в любой момент. Терплю из последних сил! Если я прибью одного из них, то пленку обязательно найдут, и тогда все пропало…
Зотов неожиданно оказался прямо рядом со мной, схватил за грудки и с силой потряс:
— Отставить сопли! Ты боец Красной Армии или тля безвольная? Тебе был дан приказ, и ты обязан его выполнить. Если придется самолично расстрелять весь наш барак, ты сделаешь это! Понял? Задание важнее наших жизней, важнее твоей жизни, важнее всего!
Меня проняло. Стало стыдно. Я молча сунул пленку обратно в карман.
— Слушаюсь, товарищ командир! Приказ понял!
— Так-то лучше, боец! — Зотов отпустил меня и устало опустился на стул. — За угощение спасибо, постараюсь поделить на всех.
Нереально, барак набит так плотно, что люди спали практически друг на друге, и если делить на всех, то в итоге никому ничего толком не достанется. Но я знал, что Георгий точно не станет есть в одиночку.
— Постараюсь в следующий раз принести больше, — пообещал я, кляня себя за тупость. Ведь мог же прихватить еще хлеба, да и сыр. Поостерегся, чтобы с утра не хватились пропажи. Ничего, получу свой паек, его и принесу, а может, и еще где-то раздобуду продукты. У капо с этим проще.
— Ничего приносить не надо, — оборвал мои размышления Зотов, — да и вообще, постарайся не появляться здесь без крайней на то необходимости. Нельзя, чтобы нас увидели вместе. Еще раз, Шведов, задание превыше всего! О твоих новостях я расскажу генералу. Приезд Гиммлера — это важно! А теперь, возвращайся обратно. И будь осторожен!..
Я не стал спорить и покинул барак, пока еще кто-нибудь не проснулся и не заметил меня. Риск и так был слишком велик.
По «своей» территории за внутренней стеной я шел медленно, задумавшись. Но, как ни крутил в голове, придумать, как выбраться из лагеря в Берлин пока не получалось. Для капо моего уровня это невозможно.
Со временем, заслужив поощрения, меня теоретически могут включить в группу, отправляющуюся в город, но свободы передвижения я там все равно не получу.
На что только рассчитывал генерал?
Внезапно мое внимание привлек чуть приглушенный свет в одном из подсобных строений. По идее, сейчас, посреди ночи там должно быть пусто.
Стараясь ступать тише, я подошел к двери и приоткрыл ее.
Посреди помещения на плите стоял объемный чан и его содержимое потихоньку булькало, томясь. Невысокий человек рядом помешивал варево большой деревянной ложкой. Более никого в подсобке не было.