Ехали долго. Несколько раз нам с Виндеком, и даже солдатам приходилось выбираться из кузова и толкать застрявший в очередной раз грузовик. Но, тем не менее, мы продвигались вперед, и через пару часов выехали с пригородной дороги к красивому озерцу.
Вид тут был просто шикарный.
Идиллия!
Позади — небольшой городок со шпилем кирхи и милыми фахверковыми домиками. Слева от дороги — несколько вытянутых казарм для охранников-эсэсовцев, а на небольшом пригорке — пара аккуратных двухэтажных домов для высшего командного состава. На высоком крыльце одного из домов стоял офицер в кителе и пил кофе из фарфоровой чашки, поглядывая на проезжающий мимо грузовик.
Температура была недостаточно низкой, и озеро не замерзло. Снег красиво падал в лучах солнца, тая в воде.
Слева и справа от озера раскинулся хвойный лес, воздух был чист — дышалось прекрасно… впереди возвышалась стена, непременные пулеметные вышки, а чуть в стороне от лагерных ворот, из небольшого строения с высокими трубами шел дым.
Крематорий! Работает без перебоев: и днем, и ночью.
Если в Заксенхаузене я еще держался, то теперь меня начало трясти. Слишком хорошо было развито воображение, и я четко представлял себе, чьи именно тела сжигают сейчас в печах.
Женщины и дети, других заключенных в лагере не имелось.
Я заметил небольшую группу женщин в полосатых длинных робах и куртках у самого озера, конечно, под присмотром охраны. Они что-то делали, и я не сразу догадался, что именно.
Потом сообразил.
Широкими лопатами женщины выгребали из ручной тележки пепел и бросали его в воду. Когда тележка пустела, переходили к другой, потом к третьей…
— Говорят, в Шведтзее больше не водится рыба, — негромко сказал один из солдат, тоже заметивший «похоронную команду». — А раньше я любил здесь рыбачить…
Грузовик остановился перед комендатурой, пулемет на башне повернулся в нашу сторону. Ханнес, поругиваясь, выбрался из кабины и направился к зданию, дуя на замерзшие ладони.
— Пожрать бы, — проворчал Виндек, — со вчерашнего дня не жрал.
— А ты дыши глубже, воздухом наешься, — посоветовал ему один из эсэсовцев и грубо расхохотался.
Виндек промолчал. Ругаться с солдатами было опасно, могли побить.
Вскоре Ревер вернулся и сделал знак водителю глушить мотор. После чего скомандовал:
— Выгружаться!
Солдаты один за другим выпрыгнули из кузова, следом выбрался Виндек, потом и я. Дальше нужно было идти пешком.
Ворота неспешно приоткрылись, предоставляя нам возможность пройти. Насколько хватало обзора, я видел лишь ровные ряды бараков. Кое-где трудились женщины, но издали было не разглядеть, чем именно они занимались. Детей я не увидел.
— Нам выделили помещение для смотра, — пояснил Ханнес. — Идиотская затея! Театр… это же надо придумать!..
Территория лагеря была практически столь же большой, как и в Заксенхаузене, но, к своему удивлению, я заметил рядом с бараками и обычные тканевые палатки, стоявшие прямо в сугробах.
Женщины как раз вытаскивали из палаток окоченевшие тела и методично грузили их на стоявшую чуть сбоку на рельсах вагонетку.
— За ночь замерзли, — Виндек заметил мой интерес и презрительно сплюнул на землю. Затем громко высморкался, после чего закончил мысль: — Лагерь переполнен, вот и пришлось палатки ставить. Но по такой погоде мало кто ночь переживет…
Когда я увидел, как из палатки достали детское тело, то не выдержал и отвернулся.
Мир устроен несправедливо, зло часто остается безнаказанным. Гораздо чаще, чем хотелось бы. И иногда с этим ничего нельзя поделать.
— Капо! Не отставать!
Резкий окрик Ханнеса привел меня в чувство. Он быстро шел по тщательно очищенной от снега дорожке в направлении к отдельно стоящему бараку.
Один из солдат чувствительно пихнул меня прикладом ружья в спину. Виндек, не дожидаясь, пока и ему достанется, живо припустил следом за унтер-офицером.
В бараке уже освободили место, притащили стол и стулья.
Ревер расстегнул шинель и сел на один из стульев, закинув ногу на ногу.
— Ну что Шведофф, с этого момента ты у нас главный. Распоряжайся!..
Я слегка растерялся, не представляя, что именно должен делать. Эсэсовцы как раз завели в барак первую группу женщин, которые явно не понимали, для чего они здесь находятся. Судя по винкелям на робах с буквами «SU» — все наши, советские.
— Встаньте в ряд, — обратился я на русском к женщинам.
Ревер поморщился, но промолчал.